Когда человека не было
Шрифт:
Больше всего они таскали кореньев и луковиц. Выкапывали их усердно, так как становились все ловчее, и копали уже не только для того, чтобы насытиться, но и чтобы принести в пещеру. Они делали это без всякого сознательного предвидения и все еще далекие от какой бы то ни было мысли о запасах — просто по привычке и из склонности к подражанию.
Но однажды утром чунги проснулись от сильной бури снаружи. Всякий, кто пытался выбежать из пещеры, тотчас же кидался обратно; сильный, холодный ветер резал, как острый камень; ледяные зерна били по коже до крови. Волей-неволей чунги остались в пещере и к половине дня ощутили сильный голод. Тогда они набросились на коренья и луковицы, разбросанные по всей пещере. Многие из этих кореньев и луковиц уже высохли и потеряли свою сочность, но все чунги утолили ими голод и успокоились.
Страшная вьюга продолжалась и ночью, и на другой день, и чунгам пришлось питаться высохшими кореньями и луковицами. От этого в их сознание начал прокрадываться еще совсем смутный, но настойчивый вопрос: как бы они провели это время без этих кореньев и луковиц? Вопрос настойчиво стучался в их мозг, старался подняться на поверхность сознания, но кора этого первобытного сознания была еще слишком толстой, и он не смог пробить ее.
Страшная вьюга продолжалась несколько дней и наконец утихла. Погода смягчилась, и даже белое светило начало пробиваться сквозь тучи. Крупные ледяные зерна поломали вершины деревьев вокруг пещеры, но эти зерна растаяли, растаял и легкий снежок, и земля опять совсем высохла. В такую мягкую, тихую погоду чунгам было приятно бродить по лесу. Приятно было и маленьким чунгам играть, но они все время вертелись близ Бурой. Да и Бурая не спускала с них глаз, а когда они не слушались ее предостерегающих криков, она давала им затрещины. Ибо, хотя и редко, чунгам в лесу встречались мо-ка, грау и виг, и отделяться от остальных было для каждого чунга смертельно опасным.
За это время Молодая пома и Безволосый опять нашли в дупле множество орехов. Но у большинства орехов скорлупа была такая твердая, что Безволосый чуть не сломал себе зуб. Тогда оба попытались разбить их камнями, как делали обыкновенно. Безволосый положил орех на ствол, придержал его и ударил камнем. Вместо того, чтобы разбиться, орех целиком ушел в прогнившую древесину. Молодая пома положила орех прямо на землю и тоже ударила камнем. Но земля оказалась мягкой, и орех ушел в нее.
Оба заворчали, не зная, что делать. У обоих в руках было по кремню с плоскими гранями и острыми ребрами, но никому не пришло в голову положить один камень на дерево или на землю, а на него уже класть орех. Для такой догадки нужно было побуждение, и таким побуждением был взгляд, брошенный Молодой помой на камень, который остался на стволе.
Она поглядела на него, потом на камень, который держала сама, снова перевела взгляд с одного камня на другой и простояла несколько мгновений с сосредоточенным выражением лица, словно решая трудную задачу. На поверхность сознания пробивалась новая догадка…
— Хак! — выкрикнула она, словно желая сказать: «А, догадалась». Она взяла камень Безволосого, осмотрела его, положила на ствол, а на него положила орех. Потом попробовала ударить своим камнем, но ударила так сильно, что от ядра ничего не осталось.
Во второй раз Молодая пома стукнула легче и повнимательнее, и твердая скорлупка только треснула. Она отложила камень, разломила скорлупу, осторожно достала ядро и съела его. Безволосый почмокал-почмокал от жадности, но, так как Молодая пома не дала ему ничего, он оттолкнул ее и сам начал разбивать орехи.
Наевшись досыта, Молодая пома наполнила орехами костяную скорлупу, а Безволосый взял в руки столько, сколько мог набрать, и они двинулись по лесу. Но, едва отойдя от дупла, они услышали отрывистое, утомленное дыхание. И не успели они сообразить, в чем дело, как на них наскочил в вихревом беге теп-теп с огромными ветвистыми рогами. Был ли он испуган чем-то пострашнее чунгов, или же в своем отчаянном беге не мог отклониться, но, пробив кусты своей широкой грудью, закинув рога за спину, он, как слепой, налетел на Молодую пому, свалил ее с ног и перескочил через нее. Это произошло так неожиданно, что Молодая пома не успела отскочить, упала навзничь и распорола себе ляжку о большой сук.
Тотчас после ее падения и после исчезновения теп-тепа на Безволосого стремглав налетел серый гри. В погоне за теп-тепом свирепый хищник тоже налетел на чунгов неожиданно. А так как Безволосый, мимо которого теп-теп проскочил на расстоянии ладони, стоял теперь прямо на пути хищника, тот кинулся на него.
В смертельной схватке сцепились хищник и чунг. У Безволосого не было даже времени позвать ревом на помощь: нужно было убить гри немедленно, иначе в следующий миг тот перегрызет ему горло. В крови у него вскипел инстинкт самосохранения, вскипели все первобытные силы. И, когда гри, высоко подскочив, впился ему когтями в грудь, а страшно раскрытая пасть с изогнутыми зубами дохнула ему в лицо, Безволосый молниеносно замахнулся острым камнем и вбил его хищнику в череп, прямо между горящими жадной свирепостью желтыми глазами.
Удар был смертельным, — Безволосый сразу ощутил это. Ощутил потому, что гри вдруг обмяк, вытянулся и упал наземь. На его кривых когтях остались клочья мяса Безволосого. И Безволосый, поняв, что гри мертв и больше не может загрызть его, ощутил вдруг звериную ярость. Весь окровавленный, совсем позабыв о Молодой поме, он накинулся на гри и начал наносить ему камнем удар за ударом. Он ударял, не глядя куда, — по голове, по бокам, по лапам зверя, — и ревел во все горло:
— А-ха-кха-а! А-ха-кха-а!
Услышав издали этот рев, сбежались и Смелый, и Бурая, и Одноглазый, и еще много чунгов из других групп, находившихся поблизости, и увидели рассеченного на куски гри. Одни из них набросились на убитого хищника, другие окружили Молодую пому. Она жалобно скулила и ползла по земле, а одна нога у нее была вся в крови. Безволосый подошел к ней и начал вертеться вокруг, восклицая:
— Хак?.. Хак?..
Молодая пома попробовала подняться, но сразу же упала и завизжала от боли. Окружившие раненую чунги сочувственно урчали, но не знали, чем ей помочь. Еще никто из чунгов не переносил раненого чунга с места на место, так что никто и не мог подумать ни о чем подобном. Если Молодая пома не может подняться или хотя бы доползти до пещеры, она должна укрыться в ближайшем дупле, а Безволосый должен остаться при ней, чтобы охранять. Это было естественным законом для чунгов, и они следовали ему, не раздумывая, с незапамятных времен.
Между тем день кончался, и Смелый первым выпрямился и крикнул:
— У-о-кха-кха!
Чунги уже отвыкли ночевать под открытым небом, отвыкли дрожать ночью от холода. Притом группа их была небольшая, а в пасмурную ночь в лесу станет совсем темно, и мо-ка и грау могут напасть на них со всех сторон. Нет, они не могут остаться на ночь в лесу! Так приказывал им не только инстинкт сохранения всей группы, но и пробудившийся разум.
Заговорил пробудившийся разум и у Безволосого. И в то время как унаследованный навык и инстинкт приказывали ему остаться с Молодой помой независимо от того, что может случиться ночью, разум открыл ему, что может случиться. Нет, чунги не должны оставлять их одних! Быть может, поблизости не окажется удобного дупла… Ночь будет темная и холодная, он и сам замерзнет, если залезет на дерево, а Молодую пому разорвут хищники… Нет, нельзя, чтобы чунги оставили их одних, нельзя, чтобы Молодая пома оставалась тут одна…