Когда цветут камни
Шрифт:
Скосарев попытался остановить Бугрина:
— Лейтенант Корюков прикинулся больным и сбежал…
— Знаю. И что из этого следует?
— Затягивать разбор дела Вербы, мне кажется, не имеет смысла.
— «Кажется»… — Бугрин крикнул Вербе: — В госпиталь! — И, повернувшись к Скосареву, что-то сказал о Василии Корюкове, но Верба не разобрал его слов: шофер включил скорость…
Глава четвертая
НА ПАУЛЮСШТРАССЕ
Штаб
Девушки вошли в комнату начальника штаба. У него сидел бледный полковник с тросточкой.
— Я хочу пешочком пройтись к Корюкову, — говорил он начальнику штаба. — Пройдусь, посмотрю…
— Да ведь это полковник Вагин! — наконец узнала его Надя. Сердце ее сжалось. После ранения на Одере полковник, цветущий командир дивизии, превратился в тощего морщинистого старика. А ему не было еще и сорока лет. Седина с висков переметнулась на брови, щеки провалились, плечи стали острыми. Видно, много пришлось ему пережить в поединке со смертью.
Пошептавшись с Варей, Надя обратилась к Вагину:
— Возьмите нас с собой, товарищ полковник. — Она назвала ему Варю.
— Здравствуй, Надя. Леонид Иванович меня звать, — сказал Вагин, здороваясь с девушками за руку.
— Это командир нашей дивизии, — сказала Надя подруге.
— Вернее сказать, бывший, — шутя поправил ее Вагин, — но вот вырвался на отдых, и потянуло посмотреть на вас.
— Спасибо, что не забыли.
— Хотел забыть, да не получилось. Так, значит, со мной хотите прогуляться?
— Хотим, — в один голос ответили Надя и Варя.
— Только хожу-то я теперь медленно, а вам, вижу, не терпится поскорей, — предупредил их Вагин.
Они вышли из подвала.
На лестнице их встретил капитан Лисицын.
— Задержали меня в штабе дивизии, товарищ полковник, — положил он Вагину извиняющимся тоном. — Следователь по делу Вербы требовал дать показания, будто он трус и умышленно отстал от полка.
— И что ты ему ответил? — быстро спросил Вагин.
— Хотел отмахнуться — такая чушь несусветная. Но потом раздумал и написал — клевета. Так что, извините, немножко опоздал.
— Ничего, я уже нашел себе попутчиц, — сказал Вагин, показывая на девушек. — Передвигайся теперь вместе со штабом. А насчет Вербы не горячись, разведчику не положено.
Подбежал санитар и сказал Наде, что в медпункт принесли двух писарей штаба, подорвавшихся на минах. Всем существом своим Надя рвалась к Максиму, но ей надо было идти в медпункт.
— Пошли, дочка, — сказал Вагин, тронув Варю за локоть.
На перекрестке улиц лежала большая бесформенная глыба с торчащими во все стороны металлическими стержнями. С трудом можно было догадаться, что это отвалившийся угол дома. Таких глыб в разрушенном городе встречалось немало. Вагин подошел и, осмотрев глыбу поставил на своей карте галку: мощная огневая точка с четырьмя пулеметами, стволы которых сейчас торчали по соседству с металлическими стержнями рваной арматуры, отныне была обезврежена.
— А вот и «тигр», — сказал он Варе, показывая, на кусты в замусоренном скверике. Присмотревшись, Варя заметила закопанный в землю и замаскированный танк «тигр» Он прижался к земле, будто изготовясь к прыжку но кто-то успел подрезать ему жилы, и прыжок не состоялся, хотя длинный ствол орудия все еще грозил в глубину улицы.
Вагин подошел к трамвайному вагону, набитому мешками с песком и крупнокалиберными пулеметами. Таких трамваев скопилось много на оборонительном поясе старого Берлина.
— Это подвижные крепости, — сказал Вагин.
В старом Берлине все окна домов были замурованы, в них щурились амбразуры пулеметов. И сколько тут было их — не счесть. Под балконами валялись трубки и головки фаустпатронов. На балконах совсем недавно гнездились фаустники.
Вагин шел по следам штурмовых отрядов полка, приговаривая: «взято», «уничтожено», «разбито», «блокировано», «подавлено». Иногда он останавливался и произносил в восхищении: «Молодцы!»
Улицу изредка переходили жители в длинных черных одеяниях. Вагин и Варя прошли квартал, потом второй, третий. Люди в монашеских одеяниях с белыми нагрудниками встречались все чаще.
— Откуда здесь столько монахов? — недоуменно спросила Варя. Молчание Вагина начало ее тяготить.
— А? — Вагин не сразу очнулся от своего раздумья. — Это не монахи, это просто обыватели, они в трауре… Туго им пришлось, вот и надели траур на одежду. Грехов-то много накопили — отмолить хотят.
Когда вышли в Паулюсштрассе, Вагин разговорился:
— Убедившись в том, что земные власти обманывают, люди начинают верить небесным властям — богу. Вот эту улицу Гитлер назвал именем Паулюса, который, как уверяли власти, сражался на Волге и погиб там. Это же обман. Паулюса мы взяли в плен живого, а с ним почти сто тысяч живых солдат. Разве это можно скрыть от народа? Народ узнал истину. А Гитлер до сих пор не признался, что соврал. Что же им оставалось делать?
Что случилось с Мишей при встрече с Варей? Он и сам не мог бы на это ответить. Уж очень открытый и ясный был у нее взгляд.
Чутко прислушиваясь к тому, что происходило в комнате командира полка, Миша, как это положено ординарцу, присел у дверей: ждал, когда его позовет командир.
— Так… Потери большие? — послышался голос Вагина.
— Двадцать восемь убитых. Раненых пока не обнаружили, — ответил командир полка и через некоторое время спросил: — Значит, командарм отстраняет генерала Скосарева?
Ответ полковника Миша не расслышал.
— Командующий на время лишил меня права командовать дивизией, — донесся снова голос Вагина, — приказал отдыхать. Но я буду навещать свой полк…
— Спасибо.
Стукнули ножки отставляемых стульев, и на этот раз послышался голос Вари.
— И вправду уходите? — сказала она, будто испугавшись чего-то.
«Какой у нее голос…» — подумал Миша.
— Ухожу, голубка. Проводи-ка меня, Максим.
Шаги командира полка приблизились к двери, и Миша отступил в сторону. Вагин и Корюков вышли на улицу. Миша за ними.