Когда цветут реки
Шрифт:
Когда Ю спросил у да Силва, куда исчез его сосед по мастерской Чэнь Си-линь, святой отец поднял глаза к небу и сказал сокрушенно:
— Во-первых, его звали не Си-линь, а Сильвестр. Во-вторых, ему лучше, чем тебе, потому что его душа теперь в раю и о ней заботится пресвятая дева Мария. А в-третьих, как ты смеешь обращаться с вопросами к отцу-наставнику во время работы?
И Ю получил подзатыльник.
Итак, Ю работал и присутствовал на богослужениях. Богослужения были очень длинные и непонятные. Пока они продолжались,
Изредка приходил отец Салливен.
— Ну, сын мой, — говорил он, — как тебе нравится твое новое положение?
Ю однажды признался, что новое положение ему совсем не нравится.
— Ай-яй, как нехорошо, сын мой! — горестным голосом сказал отец Салливен. — А ведь мы заботимся не только о твоей плоти, но и о душе. Что было бы с тобой, если б господь бог не привел тебя в Сиккавейскую обшину? Тебя убили бы на ближайшем перекрестке. Но это еще не самое главное, а хуже всего было бы твоей душе попасть в ад. Ты знаешь, что такое ад? Это такое место, где китайских мальчиков кормят одной только падалью и заставляют чистить свинарник с утра до вечера.
Ю подумал, что ад немногим отличается от Сиккавейской общины, но благоразумно промолчал.
Когда тебе задают вопрос о твоем положении, ты должен отвечать: "Благодарю вас, мое положение хорошее". Не так! Что это за лицо? Подними глаза к небу ине говори, словно у тебя во рту манная каша. Еще раз!
Благодарю вас, мое положение хорошее, — прогнусавил Ю, закатив глаза кверху.
Ну вот… Как тебе нравится твоя пища?
Благодарю вас, пища хорошая.
Как тебе нравится твоя работа?
Благодарю вас…
Э, брось! — перебил его патер. — Она тебе вовсе не нравится. По правде сказать, я удивляюсь вашей выносливости. Работа у вас просто дрянь! Да и охота тебе было рождаться китайским мальчиком!
Самым большим неудобством для новообращенных был "господин Иисус Христос". Без него шагу нельзя было сделать. Утром надо было складывать руки и уверять его, что он обожаемый, а также вручать ему свое сердце. Днем надо было убеждать его, что он справедлив и что на него надеются. Перед едой надо было умолять его, чтобы он дал хлеб насущный, а после еды надо было благодарить его за то, что он напитал две сотни мален. ьких китайцев, как птиц небесных. Наконец, вечером следовало благодарить его за прожитый день.
Самого "господина Иисуса" при этом постоянно не было, а работы от всех этих молитв не убавлялось.
— Господин Иисус сидит за морем, — рассказывал сосед Ю по мастерской, — он очень богатый, потому что купцы платят ему много серебра, чтобы он не рассердился и не умер.
Бедному Ван Ю было уже "около тринадцати лет", когда отец Салливен привел в мастерскую моряка-американца. На нем были щегольская фуражка и золотые галуны. Лицо у него было жесткое, но правильное, даже красивое, серые глаза
— Вот, капитан, наши воспитанники, — объяснял отец Салливен. — Они все прекрасно себя чувствуют и очень довольны своим положением. Вот, например, мальчик, по имени Юлий, бывший Ван Ю. Он из внутренних провинций — знаете, на верховьях этой реки… Юлий, сын мой, скажи мне, доволен ли ты своим положением?
— Благодарю вас, — загнусавил Ю, закатив глаза, — мое положение хорошее.
Моряк расхохотался.
— Однако вы их здорово вышколили, падре! — сказал он. — Они вполне похожи на идиотов. Отец Салливен поджал губы.
— Да благословит вас бог, капитан Уорд, — процедил он, — у вас странная манера разговаривать. Они выражают свои чувства в трафаретных китайских фразах, но это истинная правда. Я хотел бы, чтобы вы это приняли во внимание. Иезуиты ведут благую работу в Китае… Скажи, Юлий, сын мой, хотел бы ты удрать отсюда?
Ю хотел воскликнуть "Да хоть сию минуту!", но его внимание было поглощено большим револьвером в кобуре, который висел на поясе моряка. Ю никогда еще не видел шестизарядных кольтов.
Сын мой, ты оглох? — спросил отец Салливен.
Благодарю вас, — спохватился Ю, — я не хотел бы.
Пожалуйста, примите и это во внимание. Не так-то легко убедить нашего воспитанника покинуть это благословенное богом заведение…
Это реклама для вашей лавочки, падре? — добродушно спросил Уорд.
Прошу вас повежливее, капитан. Кстати, вы все еще плаваете на "Конфуции"?
На этот раз я отправляюсь в Нанкин на свой страх и риск, — сказал Уорд. — Я проводник.
Проводник? О! Это выгодное дело!
Думаю, что не прогадаю. Корабль местный, но я американец, и по мне тайпины стрелять не будут. Так что я представляю собой живой пропуск.
Контрабанда? — сухо спросил отец Салливен. — Опиум в обмен на чай?
Моряк метнул на него гневный взгляд и положил руку на кобуру револьвера.
— Не забывайте, капитан, что я духовное лицо… Предупреждаю вас, что тайпины хотя и христиане, но не первоклассные. Увы, католической религии пришлось пострадать от них. Они постоянно смешивают изображение девы Марии с таким же изображением Будды и сжигают его как идола. На этой почве у них были недоразумения с братьями иезуитами.
При слове "тайпины" Ю поднял голову.
— Что, сын мой? — улыбаясь, сказал отец Салливен. — Не хочешь ли ты отправиться с капитаном Уордом в Нанкин? Вот где ты мог бы быть полезен господину Иисусу… Но из-за тебя задерживается работа. Нужно работать не поднимая головы… Брат да Силва!
Ю схватился за веера. До него донесся обрывок разговора, которого он не понял.
— Какова же ваша цена? — спросил отец Салливен.
— Меньше, чем раньше, — ответил моряк. — Эти китайчата просто заморыши.