Когда даже ангелы посылают
Шрифт:
– Отличная идея, мне нравится.
– Не понимаю, о чем ты, - Катя вполне натурально округлила глаза.
– Так-таки и не понимаешь?
– Кир еще раз выразительно похлопал себя ладонями по бедрам.
– Три лимона, Катя. Три.
– Не могу поверить!
– она продолжала дурачиться.
– Ты это предлагаешь МНЕ? Мне, матери твоего сына? А я потом этим ртом буду целовать нашего ребенка?!
От взрыва хохота господина посла с дерева слетела пара птичек.
– Действительно, с моей стороны это крайне возмутительное предложение, - он все еще
– Так, погоди, сейчас камеры отключу. А то оглянуться не успеем - как мы герои ютуба.
Больше они не отвлекались.
***
Кирилл повернулся набок. Так он закрывал обнаженную Катю от лучей уже начавшего наливаться силой солнца. И любоваться так удобнее. Став матерью, Катя совсем расцвела - так, что глаз не отвести. Сама Катерина Дмитриевна утверждала, что у нее где-то есть мифических три лишних килограмма - но Кир в их существование не верил. Не было в Катеньке ничего лишнего, все в идеале - и ставшая чуть более пышной грудь, и округлившиеся плечи, и ставшие более изгибистыми бедра. В общем, все, как надо.
Кир огладил бедро, сместил руку назад, сжал восхитительную упругость. И спросил на ухо:
– Ты когда мне собираешься сообщить?
Катя подняла голову с плеча мужа и посмотрела ему в глаза. Смерть это ее, а не глаза. Слишком проницательные.
– Не о чем сообщать!
– Катя протянула руку и нашарила свой телефон.
– Всего два дня задержка. У меня в последние месяцы цикл нестабильный, туда-сюда гуляет. Вот, смотри, - она провела пальцем по экрану смартфона.
– Всего два дня и... О-о-ой...
Кир начал улыбаться. И продолжал гладить золотистое от загара гладкое бедро. А Катя принялась причитать и охать.
– Черт. Черт! Че-е-е-рт!!! Как я могла числа перепутать?! Два - и двадцать два! И день тогда был ни черта не безопасный. И задержка у меня не два дня, а уже две недели. Бли-и-и-ин...
Кирилл прикусил изнутри щеку, чтобы не хохотать. А Катя уткнулась носом ему в шею.
– Я у тебя блондинка, - глухо донеслось оттуда, из-под его подбородка.
– Классическая! Я умудрилась перепутать две цифры. О, господи... Я же врач. Я же все это знаю... Так какого черта я снова, во второй раз залетела?!
Катя резко подняла голову с его плеча.
– Смеешься?!
– Нет!
– Кирилл и в самом деле пока еще умудрялся сохранять серьезное выражение лица.
– Ни в коем случае.
– А ты откуда узнал?
– Катя теперь смотрела на мужа с подозрением. Смерть это его, а не глаза. Слишком проницательные.
– Что-то мне слабо верится, что ты лазил в мой телефон и смотрел календарь месячных.
– Катя...
– он все-таки позволил себе улыбку - мягкую и мечтательную. И снова притянул ее голову к своей груди.
– Наш роман начался, когда ты была беременна нашим ребенком. Я прекрасно знаю, какая ты, когда ждешь малыша. Как ты выглядишь, как пахнешь, какая ты на вкус. Я это уже неделю как понял. Что нас уже четверо.
Катя притихла. Повозилась. Шмыгнула носом.
– Прости меня.
– Дурочка. Кто же за такое извиняется, - прижался губами к пшеничной макушке.
– Спасибо тебе.
– Дурачок. Кто же за такое благодарит.
Эпилог. It’s a final countdown. Really, girls.
Тяжелый занавес медленно разъезжается под несмолкаемую овацию зала и на поклон публике выходят трое. В центре - ОН. Тот, с кого все началось. Слева - конопатый тип с проказливыми зелеными глазами и обросшими светло-рыжими патлами. Тот, что справа, вроде бы выглядит приличнее - коротко стрижен, одет в костюм. Но по части выражения глаз составляет достойную конкуренцию конопатому. Впрочем, несмотря на браваду, видно, что ребята немного робеют, только тщательно это прячут. Тот, что в центре, подталкивает их под спины.
ОН: Поклончик, мальчики, поклончик. Смелее. Они не кусаются.
Изобразив неуклюжие поклоны публике, молодые люди ретируются за кулисы. И ОН остается на сцене один. В зале повисает гробовая тишина. ОН поднимет глаза вверх.
ОН: Автор, отпусти меня, а?
Автор (из ложи бельэтажа, хлюпая носом и коньяком): Ну, иди.
И ОН уходит.
Зал, вслед за автором, начинает хлюпать всем, что подворачивается под руку. И тут занавес снова двигается, из-за него показывается голова.
ОН: Слушай, а уходить чего-то не хочется.
Автор т от смеха выпадает (вместе с коньяком) из ложи прямо на руки Тихомирову.
Тихомиров: Слушай, ты чего-то так наела за девять лет-то...
Автор: А ты попробуй, порожай вас, таких красивых, с мое!
Тихомиров: И то верно.
Автор с Тихомировым уходят вдвоем в закат*зачоркнуто* за кулисы.
Зал в афиге и безмолвствует. И тут занавес снова двигается...
Но, впрочем, отвлечемся. И перенесемся в театральный буфет.
За стойкой упитанный буфетчик с ямочками на круглых щеках наливает пиваса двоим: конопатому и коротко стриженому.
Буфетчик: Не ссыте, пацаны, все будет норм. Я знаю, я через это все прошел.
К молодым людям присоединяется их старший. Непринужденно садится на табурет, кивает буфетчику.
Тихомиров: Человек, коньяку.
Буфетчик: Кому человек, а кому Тихон Аристархович.
Тихомиров: Ты налей сначала, потом поговорим. И ты зачем мне мальчиков спаиваешь?
Бас и с Киром смущенно прячут носы в высокие бокалы. Буфетчик хмыкает.
Тихий: Эти, что ли, мальчики? Ну и понятия у вас, дядя...
Пододвигает к Тихомирову бокал. Тот отпивает и одобрительно кивает.
Тихий (не уняв любопытства): Ну, как там оно? Что там в зале?
Тихомиров: Я свое дело сделал, дальше дело за зрителями.
До буфета доносится восторженный свист, хохот и аплодисменты.
Тихомиров (пожимая плечами): Ну вот, я же говорил.
В буфете появляются новые люди: крупный рыжеволосый и двое блондинов.
Бас: О, Колянчик. И как всегда не один.