Когда дует северный ветер
Шрифт:
Я устроился прямо на земле и смотрел на Шау Линь, а она сидела в сочной траве у самого входа в убежище, обхватив руками колени. Легкая парашютная ткань, накинутая на плечи, окутала ее до пят.
— Я слышала от Малышки Ба, вы родом с той стороны реки?
— Да.
— И очень давно не видели свою семью?
— Да.
— А ваши родители живы?
— Мать умерла, когда я еще был маленьким. Отец, говорят, сейчас живет в Сайгоне. Все мои сестры повыходили замуж, детей нарожали и живут кто где, в деревне осталась только одна, старшая.
— Когда захотите повидать ее, дайте мне знать.
— Хорошо бы, конечно, но думаю, лучше повременить немного.
— Вы бывали когда-нибудь в этих краях?
— Да, в детстве. Мой дядя женился на женщине с верховьев Докванга. Помню, в сорок четвертом году, когда умерла бабушка, мы проплывали здесь на лодке — искали дядю. Рынок у устья был тогда маленький, жалкий, два ряда хижин — и все.
— Теперь там целый поселок. Дома под черепицей, есть электричество. Но люди, которых туда согнали отсюда, с берегов канала, живут в теснотище страшной.
— Как бы мне побывать там? Хочу узнать, что такое стратегическое поселение.
Я говорил, говорил, а сам лишь дожидался предлога, чтоб повернуть разговор на их дела — ее и Нам Бо. Только теперь я разглядел ее как следует. Нет, она не красива, даже хорошенькой ее не назовешь, но есть в ней что-то свое, особенное. Сегодня утром на ней была блуза баба из легкой белой ткани, черные сатиновые брюки, волосы она стянула узлом… Фигура тонкая, но крепкая, лицо смуглое, румяное — внушает симпатию. Но нечто особенное, свойственное ей одной, заключалось вовсе не в чертах лица, не в оттенке кожи или волос, а в глазах, черных, как косточка сладкого плода нян. Глазах мерцающих, бездонных и огромных. Они светились тайной радостью — Шау Линь хотела бы скрыть ее и не могла, — радость эта то угасала, то вспыхивала опять, всякий раз, когда смыкались и вновь открывались ее ресницы. Я так и не придумал, как навести ее на тему, не дававшую мне покоя, а она вдруг сказала:
— Если хотите попасть туда, это можно устроить. Есть два способа — тайный и легальный.
— У меня есть их паспорт.
— Неужели? — Шау Линь глядела на меня широко открытыми глазами. — А он при вас? Дайте посмотреть.
Я достал паспорт из кармана, придвинулся к самой канаве и протянул его девушке.
— Как похоже! — Она повертела в руке паспорт в пластмассовой корочке. — Наши сделали или взаправду — их?
— Наши.
— Очень похож! — Она щелкнула языком. — Когда вам его сделали?
— В шестьдесят восьмом году, я тогда вошел с нашими солдатами в Сайгон. Паспорт мне дали на всякий случай — вдруг заблужусь в городе.
— Да, с таким паспортом можно идти туда, будь у меня такой документ, я и сама бы сходила. — Шау вернула мне паспорт. — Спрячьте. При случае организую вам поездку. Хотя сделать это очень-очень нелегко. Этот полицай Ба свирепствует вовсю. Вечно найдет зацепку проверить незнакомого человека. На автобусной ли стоянке, на пристани, на базаре, в харчевне, в чайной — везде у него свои люди. Кто ни приедет из Сайгона — незнакомый вроде, — сразу приглашает на полицейский пост, не сунешь деньжат — там и застрянешь.
— Он здешний или приехал откуда?
— Да нет, приезжий, но вроде что-то связывает их с Нам Бо.
— Правда? Уж не родня ли они? А может, чего не бывает, меж ними кровная
— Об этом лучше спросите самого Нама. Если я что и узнала — только от него.
Я и впрямь вознамерился было при случае расспросить Нам Бо, но сразу понял: нет, не имеет смысла. Все, что касается Нам Бо, в такой же мере относится и к ней, к Шау Линь. Да и потом, мне очень хотелось посидеть еще в тени мангового дерева, у садовой канавы, слушая в тишине голос девушки.
— А почему бы вам самой не рассказать мне?
Она посмотрела на меня, и ее глаза вновь вспыхнули радостью. Я знал: ей ужасно хочется говорить о Нам Бо, рассказывать обо всем, что связано с ним, произносить его имя.
— Эту историю Нам рассказал мне на одном из пунктов связи. Мы пришли туда с девушками из отряда встретить его.
Я вспомнил про сторожевую будку, где, как рассказывал мне Нам Бо, он и встретился с этой отважной партизанкой.
— Мы с ним хоть и из одной деревни, но он жил подальше, у реки, а я здесь, у канала. Слышала, конечно, о нем, но в лицо не знала. Нет-нет! Больше рассказывать не буду!..
— Как же так? Только начали — и пожалуйста!
— Вы небось сами все знаете.
— Эту историю я не слышал, честное слово.
— А почему тогда смеетесь? Я знаю, он все вам рассказывает. — Шау резко встала и отвернулась, словно желая скрыть свою радость и стыдясь ее.
Я понимал: настаивать не надо, но мне хотелось посидеть еще и послушать ее. Причем сам Нам Бо теперь не так интересовал меня, как другие люди, ну, скажем, эта повивальная бабка.
— Не хотите рассказывать — ладно, хоть посидите со мной. Я хочу спросить вас о другом.
— О чем? Говорите, — сказала девушка, но не села, а посмотрела вверх, на усыпанные плодами ветки манго.
— Хочу расспросить о старой Тин.
— О повитухе из поселения?
— Так точно!
— Завтра устрою вам встречу с нею.
— Неужели? — радостно переспросил я.
— Сказано — завтра вечером. Да, я еще хотела обсудить с вами вот какое дело. — Шау Линь уселась на прежнее место и взглянула на меня: — Мы с Намом говорили об этом утром. В поселение приехал журналист из Сайгона. По слухам, он из одной деревни с вами, с той стороны реки. Он дружит с этим Лонгом и остановился у него. Странный он тип, этот журналист, хочет пробраться к нам, в партизанскую зону, и изучать движение Сопротивления. Уж который день голову ломаю, не знаю, как быть. Он хочет встретиться со мной, но я ведь и в поселении бываю, нельзя же допустить, чтобы он знал меня в лицо. Как-то столкнулись мы с ним на пристани, в лунную ночь, я даже спросила его кое о чем, но он не знал, кто я. Теперь, раз вы с Намом здесь, если журналист опять попросит, вы вдвоем его и принимайте.
— Сколько ему лет?
— Немного. Примерно, ваш ровесник.
— И родом из моей деревни?
— Так говорят.
— Если он мой ровесник и земляк, очень может быть, что мы с ним однокашники. Как его зовут?
— Хоай Шон.
— Какой он из себя?
— Длинный, худющий, беззубый, как наркоман.
— А может, это…
— Что, вспомнили?
— Не уверен. В детстве был у меня одноклассник с такой же внешностью, только звали его не Хоай Шон, а Хон. Мы даже кличку ему дали — Щербатый.