Когда дует ветер
Шрифт:
'О щенке своем заботится', - усмехнулся про себя гарт.
— Ладно. Пусть немного поедят.
Подозвал молодого косоглазого воина:
— Пускай она покормит этих. И напоит. Смотри, чтобы не убежала.
Олия в сопровождении 'лося' подошла к навьюченным лошадям. Нашла мешок с вяленой олениной.
— Ты того, — 'лось' смотрел подозрительно. — Много не бери.
— А ты не командуй, — огрызнулась лесовичка. — Я сама всю зиму вялила. Ты мне что, помогал? Небось, со своей жамой* в это время терся?
'Косой' усмехнулся:
— Я бы и с тобой потерся. Люблю
— Терка еще не выросла, шустряк. Помоги мешок снять. Ваш вожак сказал — накормить досыта. Так что, бери нож и режь мясо на куски. Вот такие. И себе возьми.
Олия подмигнула 'лосю'. Тот довольно хмыкнул.
Ведунья обошла каждого из сородичей, дав по кусочку вяленого мяса, напоила водой. И каждому успела сказать несколько приободряющих слов. Косоглазый конвоир следовал за ней неотступно, то ли от избытка старания, то ли симпатичная лесовичка приглянулась.
Данула в своем обходе Олия оставила напоследок. Сын неотрывно следил за матерью, но, когда она приблизилась, обиженно отвернулся в сторону.
— Ты чего, сынок? На, пожуй мяса. Здесь два кусочка. Один спрячь на вечер.
Данул с показной неохотой взял мясо. Недовольно пробурчал:
— Зачем ты этому гарту помогаешь? Пусть бы он подох. Вот он говорит, — мальчик показал на сидевшего неподалеку бортника, — что ты перед гартами выслуживаешься.
— Дурак он, этот бортник, хуже дикой свиньи. Невесть что болтает, — Олия не могла простить бортнику гибели мужа, несмотря на то, что тот был женат на ее сестре. — Слушай только меня. Понял?
Олия посмотрела на 'конвоира', просительно улыбнулась:
— Дай с сыном поговорить, он при тебе не хочет.
'Косой' многозначительно наморщил нос, но отошел в сторону на несколько шагов.
Олия придвинула губы почти к самому уху сына и зашептала:
— Понимаешь, сынок, я не 'лосю' помогаю, я нам помогаю. Иначе нас убьют. Я его подлечу немного, может, и он нам потом поможет.
— А вдруг ты его не вылечишь? — Данул тоже перешел на шепот. — Вдруг он умрет от яда?
— Да не было на наконечнике никакого яда, грязь одна. Этот лентяй-Илох никогда ядом не пользовался. У него стрелы по полгода валялись. Так любой яд силу потеряет.
— А зачем ты гарту про яд сказала?
— Я его обманула. Чтобы он боялся и меня слушался. Только ты не кому не говори, особенно бортнику. Как у тебя, ничего не болит?
Олия погладила сына по рыжим кудрям.
— Нет. Только побегать хочется.
— Потерпи. Набегаешься еще.
Олия вернулась к костру, вытащила из огня горшок с настоем. Рядом с Храном сидел на корточках 'лось', высокий и худой, с неприятным 'лисьим' лицом. Когда ведунья подошла, до нее донеслось окончание фразы:
— Смотри. Сам знаешь этих лесовичек. Чтобы не получилось, как с братом.
Увидев Олию, 'лис' оборвал разговор. Хмуро посмотрел на женщину, встал и пошел на берег реки.
Теперь Олия присела около арига:
— Чего это он про брата говорил? У тебя брат есть?
— Был, — односложно ответил Хран после длительной паузы. — Мне это пить? Все?
— Да, все. Тебе надо больше пить.
Гарт сделал несколько глотков горячего настоя и вернул горшок ведунье.
— Теперь поспи немного, — велела та.
— В стойбище надо возвращаться.
— Успеешь.
Ведунья поставила горшок на землю и непроизвольно поморщилась, убрав руки.
— Больно? — ощущая непонятную неловкость, спросил ариг и осторожно взял Олию двумя пальцами за левую опухшую ладонь. Женщина не резко, но настойчиво, отняла руку.
— Если больно, значит, еще жива, — и усмехнулась. — Спасибо, что голову не оторвал.
— Я не хотел, — сердито сказал ариг. И добавил для острастки. — А надо будет — и оторву.
— Оторви, — тихо сказала ведунья. — Хоть сейчас. Нравится, таким как я, головы отрывать?
Ее, мерцающие серо-зелеными переливами, глаза поймали растерянный взгляд гарта. Мужчина пытался отвести глаза и не мог, завороженный пугающим и манящим водоворотом взгляда лесной колдуньи. И тогда, чтобы избавиться от наваждения, ариг с силой зажмурил веки. Проваливаясь в сон, он успел расслышать слабый смех. А, может, ему только показалось.
Колдун Ирас подошел к хижине вождя. Это была самая крупная постройка в поселении, довольно сложной, по первобытным временам, конструкции. Снаружи она выглядела как длинный сарай с покатой крышей, но внутри хижину делила примерно на две равные части перегородка из тростника. Первая часть предназначалась для семьи вождя, вторая — для важных советов в зимнее и вообще в холодное время. По заведенным у гартов обычаям, подобные 'советы', как правило, сочетались с трапезой, а зачастую и с алкогольными возлияниями. А еще второе помещение использовалось как гостевая комната для важных визитеров из дружественных племен. Попасть в него можно было как снаружи, так и изнутри, через отверстие в перегородке, завешанное шкурой.
Но сейчас Ирас направлялся в 'семейную' часть. За ним прибежала и позвала одна из дочерей вождя — всех их колдун по именам и не помнил. Детей у Руната в общей сложности насчитывалось трое и все — девчонки. Еще две девочки умерли в раннем возрасте. А мальчиков жена вождя Арида не рожала, хоть ты тресни. Почти за пятнадцать лет — ни одного. Чего только Рунат с Ирасом не делали, каких только жертв не приносили Идолу, каких только мол не возносили, да все без толку.
Дошло до того, после рождения третьей дочери, что Рунат с подозрением сказал:
— А ты Ирас, это, не нарочно мне вредишь? Сам-то уже двоих сыновей слепил. Небось, хочешь, чтобы им власть в племени досталась?
— Ты что такое говоришь? — Ирас хотя и не подал виду, но испугался. — Ты вспомни, я тебе давно советовал вторую жену взять. Это Арида такая, порченная. Не хочет ей Идол мальчиков давать. Может, прогневила, чем его, а мы и не знаем.
— Ты Ариду не трожь. Она моя жена, не твоя, — вождь нахмурился, голубые глаза потемнели, стали почти серыми. — Если кто и прогневил, так это я. При твоей помощи. Ты лучше молу новую придумай. А то одно и то же: дай Рунату мальчика. Идолу, наверное, надоело уже одно и то же слушать. Раз не дает.