Когда горит трава
Шрифт:
— Джалла, не пора ли тебе взять девушку, которая вела бы твоё хозяйство?
Казалось, Джалла не расслышал вопроса, и Сансай повторил его снова.
— Мне, отец? — спросил Джалла. — У меня была одна. Её звали Аминой.
— И где же она?
— Она убежала. После того, как Одио отсюда ушёл.
— Одио? Опять мой сын Одио? Где же он сейчас?
— Не знаю точно, отец. Одни говорят, что теперь у него своё стадо и он скитается где-то в глуши. Другие говорят, что он поселился там, где живут больные сонной болезнью. Я забыл, как это называется. Постой... Новая Чанка.
—
— Вот именно. Ну, пошли есть, отец.
Джалла натолок проса, добавил воды в горшок и поставил его на огонь. Он сидел на корточках перед костром и смотрел на него полными слёз глазами.
— А у тебя есть мука? — с детским любопытством спросил Сансай.
— Есть всё, кроме свежего молока.
— Но мы же его пили!
— М-да, — сказал Джалла. — Не мужская это работа.
Наконец, отец и сын совместными усилиями приготовили еду. Они хлебали кашицу деревянными ложками и оживлённо беседовали. Джалла сказал, что он утром выгонит скот к реке. Сансай, разморившись от еды, лениво развалился перед хижиной и стал смотреть в саванну.
Джалла взглянул на него и сказал:
— Могу я со спокойным сердцем оставить тебя?
— Пока ты не вернёшься, я никуда не уйду, — ответил старик.
— Но ты позабыл о сокуго, оно же поражает без предупреждения!
Мей Сансай засмеялся.
— Поверь мне, ничего не случится! Спокойно гони стадо к реке. Когда ты вернёшься, я буду здесь.
— А ты не побежишь за птицей? Отец, я боюсь, что у тебя и в самом деле бродячая болезнь сокуго. Нам надо бы сходить к знахарю.
— Джалла, о чём ты говоришь? Как ты можешь так разговаривать с родным отцом, который дал тебе свет?
— Прости меня, отец. Это страх заставляет меня так говорить. Великий страх. Этот страх вселило в меня твоё поведение.
— Я же говорю тебе, что разыскиваю девушку, в которую влюблён твой брат Рикки. Её зовут Фатиме, и я...
— Это правда? — улыбнулся Джалла.
— Клянусь Аллахом! По дороге я услышал разговор о тебе и потому пошёл за девушками и тем мужчиной с осликом.
— Тау! Пусть будет так, как ты говоришь. Ты остаёшься один. Солнце уже высоко. Скоро трава совсем пересохнет.
— Иди с миром! — Старик поглаживал бороду и бормотал в неё: — Какие мускулы! Совсем не похож на гибкого стройного сына фулани.
Мычали зебу. Стучали друг о друга широко расставленные крутые рога. Плясали горбы. Всегда самая трудная часть дела — расшевелить зебу, привести их в движение. Когда они поймут, что от них требуется, всё становится просто. Тогда мешают только телята. Джалла щёлкнул кнутом. Кай! Он цокал языком, поддразнивал одну корову, окликал другую по имени. Хороший пастух должен знать в своём стаде всех зебу по имени, масти и привычкам.
Сансай радовался, что его сын такой искусный пастух. Очень скоро Джалле удалось направить стадо по старым следам, и теперь он стоял в стороне, опершись на палку, насвистывал, напевал и посматривал на скот, лениво спускавшийся к реке. Джалла глотнул из фляжки и пошёл за стадом.
— Отец, жди меня! — крикнул он
Мей Сансай привстал и помахал ему рукой.
— Да благословит тебя Аллах, сын мой!
Джалла загнал зебу в реку, а сам остановился поодаль и стал смотреть, как они шлёпают по воде.
Глава V
Коровы вошли в воду, ему не надо было погонять их, и он поднялся на маленький холмик поодаль. Оттуда он видел всё стадо, разбредшееся по плоским лугам вдоль обоих берегов. Коровы знали свой край не хуже его, и ему оставалось лишь сесть в сторонке и поглядывать. Когда солнце начнёт клониться к горизонту, он поведёт стадо домой и по пути заглянет к Дого. Дого всегда рад ему.
Джалла сидел, широко расставив колени и опершись на палку. Взгляд бродил по саванне. Странной жизнью живут эти края! В базарный день все дороги забиты, а в будни, когда солнце так же нещадно бьёт по траве, боярышнику и гардениям, на этих раскалённых тропах не встретишь ни души. Трава уже теряет вкус. Надо всерьёз думать о новом становище. Он отправится на юг, к берегам Великой реки.
Вдруг ему показалось, что вдали что-то движется, и, пристально вглядевшись, он увидел две человеческие фигуры, разорвавшие черту горизонта. обе были закутаны в одежды и двигались медленно, с трудом. Джалла наблюдал за ними без особого интереса. В саванне обитает немало народа, и беспокоиться нет причин. Однако вскоре он понял, что видит женщину и подростка. Они о чём-то говорили и размахивали руками. Через несколько мгновений они повернули и исчезли в кустах.
К вечеру Джалла собрал стадо и погнал домой. Ему приятно было видеть две свои хижины, сулившие всепонимающую улыбку отца. Он загнал скот и вошёл в хижину. Мей Сансая в ней не было. Он бросился к соседней хижине. Заглянул в дверь и отпрянул: на циновке крепко спала женщина с маленьким ребёнком. Рядом с ней спала девочка.
Он вошёл в хижину и потряс женщину за плечо.
— Кай! Что случилось?
Она вздрогнула.
— Кто это?
И тут Джалла увидел её лицо.
— Мать? — воскликнул он, ударив себя в грудь. — Аллах, снизойди к нам!
— Джалла, родной!
— Отчего ты здесь, мать? Кто указал тебе дорогу?
Лейбе заворочалась, и он поднял её на руки.
— Дорогая сестра! ты уже совсем взрослая! — он потрепал её по щеке.
— Да, — сказала Шайту, — Она уже три года как помолвлена. Слава Аллаху, в этих краях ты очень известный человек, Джалла. Я всюду спрашивала о тебе, и мне указали твою стоянку.
— О, мать! Как возрадовалось моё сердце при виде тебя...
— А отец твой был здесь? Он убежал из дому и...
— Так вот отчего ты здесь!
— Да, да. Мы были в пути целых три дня... У нас не было ни крошки еды.
— Не беспокойся. Еды у меня сколько угодно, и ты скоро увидишь отца. — Он направился к выходу, но у дверей остановился и сказал: — Наверно, это вас я видел днём.
— Ты был со стадом?
— Да. Я увидел вас и удивился, куда это идут женщина и маленькая девочка. Сейчас я принесу вам еды, а Мей Сансай скоро вернётся. Я думаю...