Когда мир изменился
Шрифт:
Фесс терпеливо ждал.
— Он не был героем. Но в нём жила пустота. Пустота сожрала чужую магию, показала ему всю тщету и бессмысленность его мечтаний, легковесность того, что он почитал за счастье. Бедняга не пережил этого. Стал топить горе в чаше с вином и, в общем, плохо кончил. Но это уже совсем другая история.
— И? — сухо спросил некромант.
— Пустота в тебе так же жадна и так же заставляет тебя видеть то, чего нет. Пустота разрушает миражи, но вместе с ними — и мечты, и чувства, и любовь. Остаётся только горизонт, до которого непременно
— Ньес, — задушевно сказал некромант, — прошу, избавь меня от поучений. Пока что тобой сказанное напрочь не сходится с тем, что я видел собственными глазами. Кто-то один говорит неправду — или мои глаза, или ты. Я благодарен тебе за помощь, очень благодарен — если б не ты, Конрад не дожил бы до утра — но отвечаешь ты по-прежнему загадками. Или же в этом мире каким-то образом появились две госпожи Кейден.
Ньес вздохнула, повела плечом.
— Некромаг, нам с тобой предстоит поработать вместе тут, в Армере. Это я уже чувствую. И, полагаю, тебе не повредит иметь рядом целительницу, опытную во врачевании ран, нанесённых неупокоенными. Как ты сам сказал, без меня сэр Конрад не дожил бы до утра.
— Я буду последним, кто станет отрицать твои таланты, Ньес. Но…
— Каждому из нас есть, что скрывать, — перебила она. — Но есть дело. Им и надо заняться.
Несколько мгновений они смотрели друг другу в глаза. Никто не сморгнул, никто не отвёл взгляда.
— Тогда идём, — ровно сказал некромант. — На кладбище Сен-Мар.
— Вижу, сударь некромаг, с тобой потолковал его милость. А синьорину Ньес тоже он посоветовал взять?
— Нет, падре. — Ньес затрепетала ресницами, и Фессу это отчего-то не понравилось. — Я сама. И вы знаете, что я не из болтливых.
— Это уж точно, — буркнул монах.
Они все трое с отцом Виллемом стояли в пустом склепе, на нижнем этаже всё того же злосчастного мавзолея. Всё так же полыхал лилово-алый портал, далеко внизу поднимались строения Града греха; но сейчас некромант с монахом заняты были совсем иным: искали замаскированный спуск в катакомбы, которым проходил лич со своей добычей.
— А я бы всё равно начал с Гольдони. Посадить, да и вся недолга, — ворчал Виллем.
— Всё бы тебе, патер, сажать да сажать, — усмехнулся некромант.
— Ну не всё же этим болванам из инквизиции!.. Они даже посадить кого нужно не в состоянии!
— Лича спугнуть можем, сам понимаешь, отец Виллем.
— Да как мы его спугнём, если он в Город греха удрал?
— А ты уверен, что у него другого пути обратно нет?.. Вот и я не уверен. Нет, начём с чего попроще.
— Попроще?! Некромаг, по катакомбам Армере можно блуждать неделями. Церковные дворы и погосты под благословением давным-давно переполнены, они тут, в подземельях, хоронят уже невесть сколько!.. Как долго эти поиски продлятся?.. нет, надо было этого маэстро в железа и к нам. Мы не инквизиторы, но допросить тоже сможем.
— Надеюсь, справимся быстрее. Ага, вот он, где ты и говорил,
Ньес, улыбаясь, слушала их перепалку. За плечами целительницы висел увесистый мешок со снадобьями. Как она уверяла — на все случаи жизни и смерти.
Люк был замаскирован искусно, но ставившие защиту явно никогда не учились в Академии Долины Магов, не проходили спецкурс по запиранию и отпиранию потайных дверей. Снять маскирующие чары было не то, чтобы раз плюнуть, но и ничего сложного, просто долго и аккуратно.
— Прошу. — В полу распахнулся круглый лаз, каменная крышка повернулась на скрытых петлях. Пахнуло тленом и сыростью. Отец Виллем крякнул и принялся спускать вниз крепкую лестницу.
Внизу было темно, тихо, само собой, груды костей в нишах. Проход терялся в темноте что в одну сторону, что в другую.
Некромант заставил вспыхнуть глаза черепа на своём посохе.
— Удобно, — заметил отец Виллем. — Хотя инквизиторы к тебе бы и за это прицепились.
— Не любишь ты их, патер, как я погляжу…
— Не люблю, некромаг. Святое Господне дело позорят. За что ж мне их любить-то?.. Палками б каждого из них, авось поумнели бы…
Пошли. Оба враз замолчали, только едва слышно раздавались шаги по шершавому камню.
Ньес скользила рядом молчаливой тенью. Здесь, в подземельях, она вообще не раскрывала рта; мол, её работа — раны, а дотоле — ни звука.
Отец Виллем, напротив, вопросы задавал. Главным образом его интересовало, почему некромант свернул туда или сюда; патер скрупулёзно отсчитывал шаги, рисовал знаки на стенах и на собственном плане катакомб отмечал все их повороты.
Катакомбы были запутанными, низкими, но, в общем, ничего особенного тут пока не обнаружилось. Пару раз спугнули некие подозрительные компании, надо полагать — контрабандистов, избегавших уплаты пошлин.
Фесс шёл наобум, отдавшись внутреннему чутью. Коридоры не отличались разнообразием; всё те же аккуратно сложенные кости в стенных нишах, всё те же сводчатые потолки. Ньес держалась молодцом, шагала невозмутимо, не обращая внимания на таращившиеся черепа.
— И сколько мы так бродить намерены? — ворчал отец Виллем, делая пометку за пометкой. — Ни системы, ни плана!
— У меня была мысль попросить у его милости два десятка дружинников посообразительнее. Но по здравому размышлению решил, что мы и сами справимся. Тем более, что мы приближаемся. Верно, Ньес?
— Верно, — неожиданно кивнула та. — Я тоже чую зло. Боль, кровь и смерть — ничего нового. Всё тот же арсенал тёмных.
— Я сам из тёмных, — возразил некромант, однако встретил только небрежный взмах руки:
— Да какой же ты тёмный, сударь некромаг. Небось, если придётся настоящее жертвоприношение совершить, собой уж скорее пожертвуешь. Собой, а не другими. А вот истинный тёмный — всегда и только другими. Ибо он для самого себя — высшая и непреходящая ценность. Видела я этих тёмных, во всех видах — и гордых, самодовольных, и валяющихся с выпущенными кишками, умолявших «Ньес, спаси!»