Когда море стало серебряным
Шрифт:
– Ну что ж, идёмте, – сказала Ама буднично, как если бы, например, просила Пиньмэй принести хворост. Её силуэт в отблесках факелов был недвижен и спокоен. Вокруг в бешеной пляске колыхались бесчисленные тени.
В ответ солдаты все как один зарычали, а потом стремительным броском, словно змея на добычу, накинулись на Аму и утащили во тьму.
Глава 5
Пиньмэй
Солдаты снова ворвались в хижину. Они зажгли фонари, и Пиньмэй видела всё, как на освещённых подмостках. Когда-то давно, когда она была маленькой, Ама водила её в деревню на выступление странствующих актёров. Теперь Пиньмэй казалось, что она опять смотрит представление, только не смешное, а похожее на кошмар. Солдаты всё перевернули вверх дном – столы, стулья, даже шкатулку для шитья, в которой у Амы всегда царил порядок; теперь иголки и нитки рассыпались куда попало, алый шёлк растёкся по полу, словно лужа крови.
– В этой хибаре негде повернуться! Тут и двоим-то тесно! – сказал человек, чья властная манера и доспехи тонкой работы выдавали в нём командира. – Ты остаёшься здесь, – рявкнул он, ткнув пальцем в одного из солдат, облачённого в зелёное. – Остальные – прочь!
Оставшись наедине с солдатом в зелёном, командир заговорил с ним совершенно по-другому.
– Ваше высочайшее величество, – сказал он, низко склонив голову, – мы взяли Сказительницу. Есть ли ещё какая-либо цель, ради которой вы решили почтить это место своим благородным присутствием?
Солдат снял шлем, и Пиньмэй увидела, что он гораздо старше командира. Его заострённая бородка была тронута сединой, как и брови, изогнутые, словно ядовитые многоножки. Солдатская одежда была ему тесновата, пластинки доспехов расходились. Должно быть, подумала Пиньмэй, это переодетый князь или другая знатная особа.
– Старуха подозрительно легко сдалась, – сказал он низким хриплым голосом. – Она явно тут что-то прячет.
Он принялся внимательно осматривать стены, полки, полы. Пнул ногой бамбуковую коробочку, из неё высыпались иглы. Их острия блеснули в свете фонарей, и князь – или кто он там был – рывком оттянул от горла шарф и схватился за свой воротник. Потом повернул к чулану. Командир последовал за ним.
Они приближались к Пиньмэй, и каждый шаг тяжёлых солдатских сапог эхом отдавался в её сердце. В нос ударил запах холода, лошадей и промасленной кожи. Она уже могла разглядеть завязки каждой пластинки на их доспехах.
– А это что такое? – С резким, шумным вдохом князь замер прямо перед ганом.
Пиньмэй чуть не лишилась чувств, но при этом почему-то не могла ни отвести глаз, ни зажмуриться. Князь наклонился – и если бы он посмотрел на ган, то запросто увидел бы сквозь трещину девочку, которая следит за ним затравленным взглядом мышки, попавшей в мышеловку.
Но князь смотрел не на ган, а поверх него, да так пристально, что от его взгляда, казалось, потрескивал воздух. Внезапным движением он выбросил руку вперёд, в'oрот его распахнулся, и ярко блеснула булавка, скреплявшая скрытый под доспехами императорский золотой шёлк. Императорский золотой шёлк? Значит,
– Это моё! – выкрикнул император так гневно, что Пиньмэй наверняка испугалась бы, если бы могла бояться ещё сильнее. Он держал в руках голубую миску для риса – ту самую, с белым кроликом.
Глава 6
– Слушаюсь, ваше высочайшее величество, – сказал командир. Он принял миску из рук императора так бережно, словно она была из яичной скорлупы, и, казалось, еле сдерживался, чтобы не распластаться ниц перед императором. – Что-то ещё?
Император окинул хижину брезгливым взглядом, как будто она пахла тухлой рыбой.
– Нет, – процедил он с отвращением. – Забирайте старуху и спускайтесь к остальным, к подножию этой проклятой горы.
Внезапно из-за стены послышались крики и шум борьбы. Император поспешно напялил шлем, командир с криком «Что там такое?» бросился к выходу.
На пороге появился солдат.
– Да просто мальчишка, – сказал он и с силой втолкнул внутрь кого-то маленького и щуплого. Тот покатился по полу. Ишань!
Похоже было, что по Ишаню проехался весь конный отряд – рубашка на спине была цвета сажи. Всегдашней красной шапки на нём не было, но голову, тоже перепачканную, он держал высоко. Командир жестом велел солдату отступить.
– А я говорю, не смейте её увозить! – выкрикнул Ишань, явно кому-то отвечая.
Император и командир рассмеялись.
– Глядите-ка, щенок строит из себя свирепого пса! – с издёвкой проговорил император.
Ишань вспыхнул, но голову не опустил.
– По крайней мере, это достойнее, чем тигру строить из себя человека! – с гневом парировал он.
Смех оборвался. Хотя на императоре был солдатский шлем, Пиньмэй сумела разглядеть, что глаза его сузились. Он бросился к мальчику, схватил его за шиворот и приподнял, словно прикидывая, годится ли этот ягнёнок на убой. Он внимательно разглядывал Ишаня – от замурзанной одежды до измазанного грязью лица и спутанных волос. От мальчика слегка несло конским навозом. Император брезгливо поморщился.
– Ты такое же вонючее черепашье яйцо, как все прочие, – прорычал он. – Тебе нужна старуха? Принеси императору Светоносный Камень, Озаряющий Ночь, – и можешь забирать свою бабку!
Он швырнул мальчика на пол, будто мешок риса. Потом поправил шарф и процедил сквозь зубы – как ядом плюнул – три слова:
– Сжечь эту хибару!
Глава 7
Пиньмэй показалось, что стены гана сжимаются вокруг неё, выдавливая воздух из лёгких. Сжечь эту хибару? Сжечь её хижину? Её дом? Те двое вышли прочь, ночь наполнилась грубыми окриками, ржанием коней, топотом сапог. Пиньмэй, дрожа, спрятала лицо в колени, чернота обступила её.