Когда море стало серебряным
Шрифт:
– Их носила Мэйя, когда была ещё девочкой, – пробормотал Ишань, обгоняя её, чтобы показывать дорогу.
Тётушка Мэйя… Пиньмэй показалось, что глоток воды, который она отхлебнула перед выходом, замерзает в животе. Но тут Ишань сказал:
– А вон уже и твоя хижина. Хочешь зайти и взять что-то из вещей?
Однако, подойдя ближе, оба увидели, что брать уже нечего. Каменные стены были обуглены, пол усыпан останками обгорелой мебели, повсюду, точно умирающие мотыльки, валялись хрупкие тёмные комья пепла.
Пиньмэй застыла на месте и разрыдалась.
– Всё не так уж плохо, – произнёс он без особой уверенности. – Пойду осмотрюсь.
Пиньмэй молча глядела на чёрный, обугленный старый ган. Неужели всё это было только вчера? Она как будто чувствовала у себя на макушке тёплую руку Амы, такую ласковую и надёжную. Пиньмэй утирала слёзы, но они всё лились.
– Смотри, что я нашёл! – крикнул Ишань.
Пиньмэй вздрогнула от неожиданности, потом бросилась к нему. Ишань стоял там, где раньше, ещё вчера, была комната Амы, склонившись над каким-то ларцом, который пламя искорёжило до неузнаваемости. Крышка ларца, когда Ишань приподнял её, рассыпалась на куски, зато внутри оказалось нечто такое, чего Пиньмэй никогда прежде не видела. Это была куртка, сшитая из сотен разноцветных лоскутков. Казалось, она светится – до того яркими были её цвета среди мрачного пепелища. Пиньмэй приподняла куртку, из рукава что-то выпало, и они с Ишанем изумлённо уставились на ярко-зелёный предмет на белом снегу. Это был нефритовый браслет.
Глава 10
Глаза были закрыты. Каждый раз, когда она пыталась их открыть, слепящий свет оказывался невыносимым – в глаза как будто впивались иголки.
Что же произошло? Она спокойно плыла по Небесному Озеру, чёрная вода с лёгким плеском омывала её гигантский панцирь, а вокруг носились лупоглазые рыбки.
И вдруг, ни с того ни с сего, на неё с силой надавили, и она стремительно пошла ко дну, всё глубже и глубже. Она хрипела и металась, она вырывалась, однако всё было тщетно. Воды кругом уже не было. Черепаха била всеми четырьмя лапами, но когти стали бесполезными, словно нитяные узелки. И ещё этот ослепительный свет!
Что же это за место?
Она заставила себя открыть глаза и больше не зажмуривать, чтобы они привыкли к яркому свету.
Золото.
Вокруг – ничего, кроме золота, ослепительного золота, которое сверкало и переливалось.
Она заморгала и попыталась оттолкнуться, но под лапами был лишь мягкий шелковистый воздух. И ещё эта тяжесть на спине… Что-то давит сверху, держит и не даёт вырваться.
Неужели
Глава 11
У Амы затекло всё тело. Солдат держал её, крепко связанную, железной хваткой, конь нёсся галопом, и только теперь, когда они остановились, она почувствовала, как дрожат её руки и ноги. Солдаты говорили с Амой коротко, отрывисто, но, как ни странно, совсем не грубо. С ней они обращались гораздо лучше, чем с мужчинами, которые брели, спотыкаясь, длинной вереницей, скованные одной цепью. На них орали, их безжалостно били кнутом, и, глядя на всё это, Ама наверняка заплакала бы, не будь ей так страшно.
Солдат снял её с коня и сказал:
– Идёмте, Сказительница. Здесь мы заночуем.
Вскоре Ама очутилась в шатре – в полном одиночестве. Она поняла, что это особая привилегия: ведь солдаты ютились в тесных переполненных палатках, а пленники и вовсе сбились в кучу под открытым небом. Она дрожала от жалости к ним, слыша их стоны и крики. В шатёр бесшумно вошёл другой солдат с маленьким факелом. Он развязал Аме руки и дал кусок пирога.
– Поешьте-ка, – сказал он.
Ама посмотрела на пирог. Точнее, это была половина пирога: стало быть, солдат поделился с ней собственным пайком.
– Вы очень добры. Спасибо, что вспомнили обо мне.
– Вы Сказительница, – сказал он, словно отвечая на вопрос.
Когда Ама доела, он снова связал ей руки – как ей показалось, с неохотой. Но тут в шатёр ворвался другой солдат, одетый во всё зелёное. Он был явно старше, выше и тучнее остальных.
– Что ты тут делаешь? – в упор спросил он первого солдата низким голосом, грозящим перейти в рык.
– Я звала, кричала! И только он один откликнулся! – Ама изо всех сил старалась говорить капризным голосом, словно избалованный ребёнок. – Вы что, собрались морить старуху голодом?
Солдат в зелёном посмотрел на Аму, и внутри у неё всё похолодело от ужаса. В его взгляде была сила и ярость – ярость на грани безумия. Где же она видела раньше такие глаза?..
– Я с ней разберусь, – сказал он первому солдату. – Выйди.
Тот вышел, а человек в зелёном снял шлем и принялся сверлить Аму взглядом, словно выискивая что-то в её лице. Глядя на него в ответ, она отметила гордую посадку головы – этот человек явно не привык кланяться.
– Вы не простой солдат, – сказала она.
Его властный рык всё ещё отдавался у неё в ушах, вселяя странный страх, какого она не ощущала с детства.
– А ты не простая старуха! – со злостью парировал он. – Все тебя знают! В любом уголке, куда ни загляни, все слыхали твои россказни. Да и сейчас эти солдатики только и мечтают рассесться вокруг тебя, как дети малые, и развесить уши!
Ветер, тоскливо завывая, откинул полог палатки и загнал внутрь поток снежинок. Они облепили Аму, словно крошечные серебряные семена.
– Чего вы от меня хотите? – спросила Ама. Она говорила медленно и взвешенно, стараясь скрыть страх.