Когда можно аплодировать? Путеводитель для любителей классической музыки
Шрифт:
Как бы ни относиться к щекотливому вопросу об аплодисментах, бесспорно одно: есть много сочинений, которые не терпят аплодисментов в паузах и доставляют значительно большее удовольствие, когда выслушаешь их целиком, от начала до конца. Уже по своему характеру такие инструментальные концерты и симфонии не приемлют громких хлопков в паузах, не говоря уже о топанье, возгласах или свисте, каким бы выдающимся ни было исполнение. В качестве примеров можно назвать «посвящённый памяти ангела» концерт для скрипки с оркестром Альбана Берга или проникнутую глубокой печалью «Неоконченную» Франца Шуберта. Прерывать их
Но, слушая лучезарную симфонию «Юпитер» Моцарта или виртуозный концерт для скрипки с оркестром Чайковского, к выражению чувств можно относиться спокойнее и не считать аплодисменты после первых частей непростительной бестактностью. Да и после долгого и бурного вступления к «Крейцеровой сонате» Бетховена можно было бы смириться с аплодисментами, при условии, что пианист и скрипач действительно продемонстрировали грандиозную игру. С другой стороны, прерывать хлопками песенный цикл «Зимний путь» не стоит. Впрочем, каждый солист волен обратиться перед концертом к публике и попросить отказаться от аплодисментов в паузах, если он чувствует, что это ему будет мешать.
АПЛОДИРОВАТЬ ЛУЧШЕ ОТ ДУШИ
Всё зависит от интуиции каждого отдельного слушателя. Аплодисменты — это награда, и если кто-то убеждён, что исполнение было необыкновенно удачным, он может спокойно хлопать, не обращая внимания на опасность остаться в полном одиночестве. Важно, чтобы делалось это абсолютно искренне, когда человек до глубины души захвачен и потрясён услышанным.
Аплодисменты, которыми собравшиеся приветствуют музыкантов перед началом концерта, всего лишь условность, они почти ни о чём не говорят. Разве что на сцену выходит любимец публики, которого всегда и везде встречают с восторгом, даже если он ещё не начал играть. Но овации, которыми нанятые клакёры пытаются настроить зал в пользу своего фаворита, не имеют ничего общего с искренним выражением чувств. Также, как и подкупленные освистыватели, которые в XIX веке приводили в смятение музыкантов в Парижской опере.
Организованные мероприятия, вероятно, могут временно повлиять на успех или неудачу произведения или артиста, но решающего значения они не имеют.
ГРОЗИТ ЛИ МУЗЫКАЛЬНОЙ КУЛЬТУРЕ АНАРХИЯ
Не знаю, помог ли я Валентину вновь обрести уверенность после неудачного опыта с «Итальянской» симфонией тем, что рассказал кое-что об аплодисментах, но на его вопрос «Когда же можно аплодировать?» однозначного ответа я не дал. Да я и не думаю, что такой ответ существует. Решающим должно быть собственное ощущение, тогда аплодисменты будут к месту и воспримутся соответствующим образом.
А чтобы успокоить тех, кто, вероятно, волнуется, не приветствую ли я анархию в музыкальной культуре, скажу: чем опытнее любители классических концертов, чем лучше они знают музыку и чем больше исполнений прослушали, тем увереннее они будут в своих суждениях, и тем реже будут хлопать невпопад.
ИГРА НА БИС — ПЛАТА ЗА ОДОБРЕНИЕ
Главное тишина, а не аплодисменты.
Ну, всё! Закончив играть, я на несколько
Если не ошибаюсь, довольны и слушатели в зале. Они начали хлопать сразу после заключительного аккорда. Это были бурные аплодисменты. Отсюда, со сцены, их силу отмечаешь мгновенно. Каждый музыкант безошибочно определяет, какие они — жидкие и сдержанные или восторженные и бурные. Это же касается и возгласов «браво!».
Как-то Лена спросила меня, воспринимают ли артисты вообще эти возгласы, и я ответил; каким бы уставшим ни чувствовал себя сразу после выступления, крики «браво» слышишь всегда, как и другие знаки одобрения. Наступает лёгкая эйфория, и тогда надо быть настороже, чтобы не впасть в головокружение от успеха. Но в любом случае это просто сумасшедшее ощущение: сначала сосредоточенная тишина, люди слушают музыку, а потом, когда музыка отзвучала, мгновенная пауза — и шквал аплодисментов, которыми награждают исполнителя. Значительная часть одобрения всегда адресована музыке. Если бы Бетховен не сочинил свой концерт для скрипки с оркестром, нас — дирижёра, солиста, оркестр — не принимали бы здесь с восторгом.
Я смотрю на оркестрантов, киваю им. Они отыграли великолепно, но сейчас они аплодируют мне. Струнники стучат смычками по нотным пультам, остальные хлопают в ладоши. Одобрение коллег, профессионалов — это нечто совершенно особенное.
СЦЕНА ВИБРИРУЕТ
Дирижёр сходит с подиума, я делаю несколько шагов ему навстречу, мы пожимаем друг другу руки, и он обнимает меня. Возможно, кому-то из публики этот жест может показаться чрезмерным, я и сам удивлён, ведь до этого он держался со мной довольно сдержанно. Но сейчас, когда мы закончили свою работу, он просто счастлив. Как и все мы на сцене.
Затем рукопожатие с концертмейстером. «Отлично сыграно!», — говорит он, сияя. Ни намёка на первоначальную сдержанность и тайную зависть, которая чувствовалась на первой репетиции, когда он как бы мимоходом упомянул, что ему тоже доводилось играть концерт Бетховена. Сейчас он искренне радуется удачному исполнению.
А теперь поклоны публике. Аплодисменты стали ещё громче. Снова возгласы «браво», к ним добавляется топанье ногами. Здесь, на сцене, чувствуешь, как начинает вибрировать пол. Дирижёр берёт меня за руку, мы снова кланяемся. Аплодисменты всё нарастают. Фантастика!
Оркестр тоже получает заслуженную долю одобрения. Широким движением руки дирижёр просит музыкантов встать. Крики «браво» адресованы также и им. Теперь стоим мы все, наслаждаясь ликованием публики. Затем следует уже описанный выше, после исполнения увертюры, ритуал вызовов. Сначала выходит дирижёр вместе со мной, потом выхожу я один, потом снова вместе. Это повторяется несколько раз, а люди в зале всё не унимаются и выражают свой восторг.
Я выжидаю какое-то время за сценой, инспектор подаёт мне полотенце и стакан воды. Весь зал рукоплещет в едином порыве. «Ещё не конец, — подмигивая, говорит мне дирижёр. — Тебе придётся сыграть что-нибудь ещё».