Когда мы остаемся одни
Шрифт:
Пощечина. Крик. Шрамко пытался оправдываться, что шутка же, шутка, что за истерика-то? Подумаешь! Янка пришла в такую ярость, что Талю пришлось её держать за руки, чтобы она не бросилась на этих шутников. Данил и Шрамко психанули и ушли.
– Я взрослый человек и сама могу выбирать, что мне пить! – кричала им вслед Светка. – Может, у меня аллергия на спирт!
Мирослава плакала почему-то, а Захар и Таня уже целовались в углу. Вдруг Даша сказала, что все, все, все они испортили ей день рождения, развернулась к Янке и что-то кричала, кричала, кричала… Янка то уходила куда-то, будто под тёмную, вязкую
– Да что ты знаешь-то? Ты у Конопко зависаешь, добренькая такая, посмотрите, как я их спасаю! А у самой брат… Да ты хоть помнишь его в лицо-то?! Ты же его не замечаешь, он для тебя никто, вещь, тряпка!
Даша кричала надсадно, голос уже хрипел. Янка не понимала, чего она взбесилась-то. Что она пропустила, уйдя в пьяное забытьё, что сказала, из-за чего весь этот крик?
– Даша…
– Что «Даша», что? У тебя такой брат! Он такой добрый, отзывчивый, он читать любит, а над ним в школе издеваются, его же бьют, бьют, бьют! За то, что не как все! Ему зуб выбили, а у вас никто и не заметил, что он без зуба! Уже целый месяц! Он вас ненавидит! И я тебя ненавижу!
Она разрыдалась, закрыла лицо ладонями и выбежала из комнаты.
Все смотрели на Янку. Музыка играла. Какая-то красивая. Пьяный Таль вдруг сказал:
– А я Янку люблю! Давно! Что вы все тут понимаете!
– О, началось, – застонала Васелина, бухнулась на диван, руки на груди скрестила.
Таль взял Янку за руку и потащил к выходу. Она пыталась вырваться, но хватка у него была железная.
Ночной воздух навалился на Янку всем телом, обхватил, встряхнул. Она ощутила, как полыхнула голова, как дёрнулась вслед за Талем рука. Куда он тащит её? К морю. Конечно, к морю. Куда ещё можно идти здесь? Море, море, море услышит, море поддержит, даст силы для разговора и промолчит, если надо. На берегу моря не будешь говорить о пустяках, только о самом важном. И врать в лицо морю гораздо сложнее, и юлить. Море, море…
– Вот! – заорал Таль, перекрикивая и прибой, и музыку ночных баров. – Это всё оно! Всё из-за него! Ненавижу это море!
– Нет, нет, что ты, Таль, ну при чём здесь… Это судьба, это хоть где могло случиться, мог под машину попасть, от рака умереть. Что ты, Таль…
Таль, выкрикнув своё обвинение, отпустил Янку и упал на колени в песок. Голова у Янки стала ясной ещё по дороге, но Таль был очень пьян, и Янка видела, что это просто истерика, пьяная истерика. Надо выслушать, утешить и забыть. Она бы убила этих придурков Шрамко с Ивановым, которые так по-идиотски шутят!
– Я не могу-у-у-у! Я не могу так! Я Тараса твоего…
– При чём тут Тарас?
– При том! – закричал Таль. – При том! Это я его поджёг! Я! Он мне такие деньги обещал, а сам обманул, он мне… А я тебе браслет купил! И выбросил! Потому что Тарас!
Янка выпустила Талеву ладонь. Она ничего не поняла. Но смутное, глухое, безнадёжное чувство начало подниматься в ней.
– А тебя я люблю! – кричал и кричал Таль, выплёвывая признания, будто камни. – И как мне теперь жить? Если я твоего дядьку чуть не сжёг! Я тоже хочу утонуть!
И тут Янка всё поняла. Всё встало на свои места: Таль, Тарас, Глеб и Рябинин, её сердце, которое так долго металось. Вдруг всё стало безразлично, кроме этого несчастного Таля, которого она, оказывается, почему-то любит, хотя он смешной и нелепый, хотя по всем приметам она ну никак не могла в него влюбиться. Это же просто глупо, но вот он тут, он рядом, он не владеет собой, кричит, что лучше бы ему умереть от своей любви и вины, а она понимает, знает, что она тоже тогда умрёт, в ту же минуту, потому что Таль – единственный человек на земле, без которого она жить не может.
Янка усадила Таля на песок и села рядом. Понимание своего чувства к Талю так ошарашило её, что внутри стало как-то пусто. И она не знала, что сказать. И что сделать. Они просто сидели рядом, и поза Таля вдруг напомнила ей его отца, когда она видела его в последний раз, на берегу. Он был такой же пьяный и такой же несчастный. Янке стало не по себе. Она положила руку Талю на спину.
– Таль, что ты говорил сейчас? Про Тараса.
– Это я его поджёг. Мне заплатили.
– Ты?
– Там не должно было его быть! Я не знал!
– Не должно было быть? А заповедник? А все эти деревья?
– Янка, я не знал, я не подумал, мне плохо, прости…
Янка смотрела на море, и ей хотелось плакать. Из-за Таля чуть не погиб Тарас! А она вообразила, что любит его? Да, пошёл он!
– Ты куда? – кричал ей вслед Таль.
– Я тебя ненавижу!
– Янка! Ну, пожалуйста! Не надо… вот так…
Янка встала как вкопанная. То же самое. Да. Та же самая фраза, и интонация та же. Так же сказал ей Талькин отец, когда она кричала. Да что же это такое?! Она вернулась. Опять села рядом. Что ей делать с ним? Со всем этим? А Таль вдруг заговорил очень трезвым, очень спокойным голосом:
– Я знаю, что ты меня никогда не полюбишь. Ну, подумаешь – поцеловала. Я же знаю, что ты это назло. Глебу этому распрекрасному назло. Плевать. Мне всё равно. Я тебя люблю. Я тебя люблю сильно. И когда я вижу тебя и когда нет. Ты будто в моей голове всегда. Вот тут, – он постучал пальцем по виску, – будто живёшь тут, и я не могу тебя выбросить. Даша говорит, что я больной. Угу, я больной. Болезнь называется Янка. Я вот если вижу, что Шрамко к тебе подкатывает, я готов его голыми руками убить. Потому что я же вижу, что он тебе не нравится. Что он тебя достаёт. А если этот урод с фотиком, то я буду терпеть, потому что ты в него влюбилась. Вот так. А потом этот пожар. Я же знаю, что всё, навсегда дорога закрыта. Ты же принципиальная, ты гордая, я для тебя преступник. И деньги эти дурацкие… Лучше бы я с Анютой камешки рисовал.
– Пойдем, я тебя провожу, – сказала Янка. Таль послушно поднялся. Его шатало. Он облокотился на Янку. Смотрел на неё и бессмысленно улыбался. Всё-таки пьяный. А говорил так, будто… Всю дорогу они молчали. Янка чувствовала тяжесть Талевого тела и тяжесть его вины. Уже у калитки Таль вдруг прижал Янку к себе и поцеловал в макушку, будто прощаясь навсегда. И опять ей стало страшно.
– Мне надо поговорить с ним! – сказал он очень тихо. – Мне надо. Поговорить.
– Нет! – крикнула Янка, вывернулась и побежала вниз по дороге. Поговорить с Тарасом! Да ни за что!