Когда мы встретились
Шрифт:
— Поверь мне. — Когда я делаю шаг назад, Тилли наклоняется над барной стойкой с салфеткой в руке, протягивая её моей малышке с шоколадом на щеках, которая сидит у моих ног. — Проверь его.
Я стону, вздыхая.
— Шутки в сторону. Ты серьезно? Напоминаю, детская кроватка, сон три часа. Мэрилин Мэнсон.
— Он вышел из бара с Лил прошлой ночью, и не похоже, что каждый пошел своей дорогой.
Дерьмо.
Морган, он… засранец, можно сказать тупица, отстаивает то, во что верит, чертовски хороший брат, но у него есть слабость. Лилиан
— И… — продолжает Тилли, когда я поднимаю Сев с земли.
— Фу, — издаю стон, глядя на дочку, в то время как собака вскакивает и упирается лапами мне в талию. При этом ее гребаные когти царапают мое барахло. — Лежать, — рычу я на собаку и отступаю назад, борясь с желанием пнуть её по морде за то, что она засранка. Смотрю на Тилли пристальным взглядом. — Мне все равно.
— Алексус снова спрашивала о тебе.
Я хмурюсь, раздражение ускоряется, как и дыхание. Сев пытается дотянуться до собаки, и вымазывает мою куртку шоколадной глазурью, дразня ее руками.
— Это меня тоже не интересует. — Держа Сев на руках, обращаюсь к ней: — Прекрати провоцировать собаку.
— Почему ты так груб с ней?
— Я не груб с ней. Эта проклятая собака придавила мой «мешочек с орехами».
Сев поднимает на меня глаза.
— Что за «мешочек с орехами»?
Дерьмо.
— Выкинь это слово из головы. — Рассказывал же вам, что говорил это раз или два.
Моя трехлетняя дочь просто медленно моргает, как будто впечатывая это слово в свою память на потом.
Тилли смеется.
— Я имела в виду Алексус.
О да. Алексус. Цыпочка, с которой моя тетя свела меня пару месяцев назад.
— Она привязала меня к проклятому стулу и оставила мою задницу, вот почему. — Я не люблю вспоминать ту ночь и активно пытаюсь выбить ее из памяти.
К несчастью для меня, когда твой друг заходит в мастерскую и находит тебя полуголым, привязанным к стулу, ты вспоминаешь об этом.
— Она сказала, что у нее была чрезвычайная ситуация.
— Ага. Я на это не куплюсь. — Шагаю к дверям бара, одной рукой держу кофе, а другой Сев. — Сделай мне одолжение. Прекрати меня с кем-то сводить. Я не хочу встречаться.
— Тебе двадцать четыре, у тебя двое детей, тебе нужно с кем-то встречаться.
Киваю на Сев.
— Из-за этих двух детей я и не встречаюсь.
— Бэррон.
— Тилли, — издеваюсь я. У моей тёти добрые намерения, но она слишком много сплетничает. Не говорите ей ничего, если только не хотите, чтобы все, от вашего ветеринара до дантиста, знали об этом к полудню. — Увидимся за ужином в воскресенье.
— О, я знаю. Тебе следует пригласить Серенити на свидание.
Я строю гримасу. Уверен, что это похоже отвращение.
— Ей семнадцать.
— О, ну, ей скоро исполнится восемнадцать.
Закатываю глаза.
— Она «неебабельно мила».
— Что это означает?
— Если ты не знаешь, не буду объяснять. Я опаздываю.
История
— Пока, Сев! — кричит Тилли, когда я иду к двери.
Сев машет ей рукой, больше беспокоясь о собаке.
— Пока, Люцифер.
Если вы не догадались, то это черный лабрадор, который постоянно шастает в баре, и Сев переименовала его.
Я снова в своем грузовике, завожу его после того, как пристегнул Сев. Держа свой дымящийся кофе в руке, думаю о том, что хочу вернуться в постель, а также о Моргане. Почему он ушел с Лилиан? Он, бл*дь, женат. И если есть что-то, чего я терпеть не могу, так это обман. Ты женишься, даешь клятву быть вместе в радости или горе. Морган тоже верит в это дерьмо, так почему? Зачем он это сделал?
Может, он ничего и не сделал. Может быть, он отвез ее домой, и все. Может… мне все равно.
К несчастью для меня, Лилиан работает в мастерской. «Bishop Repair» — это бизнес моего отца, который он передал мне, когда понял, что мастерская и ранчо это слишком много, чтобы заниматься и тем, и другим. Я работаю там с четырнадцати лет и люблю закручивать гайки.
Чего я не люблю, так это драму, и, кажется, она всегда находит меня.
— Включи ту песню, которая мне нЛавится! — кричит Сев, указывая на мой телефон, прикрепленный к центральной консоле.
— Какая песня?
— Та, что мне нЛавится.
Я улыбаюсь. Она любит Tennessee Whiskey (Прим. пер. «Виски Теннесси») Криса Стэплтона. Не знаю, почему она считает Мэрилина Мэнсона величайшим певцом в мире, но я готов слушать все, что угодно, кроме песни Beautiful People (Прим. пер. «Прекрасные люди» — песня Мэрилин Мэнсона), играющей так громко, что у меня позже звенит в ушах.
До мастерской пять миль, и в течение тех пятнадцати минут, что у нас уходит на дорогу, я пою своей маленькой девочке.
Сев качается в своем сиденье.
— Ты был бы лучшим певцом, папочка.
Подмигиваю ей в зеркале. У меня есть слух, но я бы не сказал, что смог бы зарабатывать этим на жизнь. Ладно, я мог бы стать певцом в стиле кантри, но моя жизнь на ранчо с двумя маленькими девочками, которые называют меня папочкой и заставляют прогонять их монстров.
— Я люблю тебя, милая.
Ее улыбка становится шире. То, как я ласково называю Сев и ее сестру, всегда вызывает у них эту хитрую улыбку, а для меня это причина, по которой этот провинциальный город всегда будет держать меня здесь, независимо от слухов маленького городка.
***
Когда мы приезжаем, Сев уходит в офис, где тусуется весь день. У моих девочек нет няни, и, честно говоря, мне нравится, когда они со мной, и я знаю, что они делают.
В мастерской сразу сталкиваюсь с Лилиан, пытаясь избежать с ней разговора, срываю с прилавка заказы на ремонт и направляюсь к двери.