Когда наша не попадала
Шрифт:
– Дождик будет?
– Дождя не будет! – веско заявил Вбану и, посмотрев на небо, добавил: – Будет сильный ливень. А так как дорога дальше идёт вдоль реки, нам лучше остаться на месте.
Геллер возмутился:
– Да что мы, растаем, что ли? А мою рубаху Дык совсем заносит!
– Подожди, – удивился атаман. – Ты же говорил, что онучи давал.
– Не помню, – смутился богатырь. – Что давал, точно помню, а вот что именно…
– Нельзя идти, Шамбо сильно сердиться будет! – уверенно возразил арап.
– Это кто такой? – поинтересовался Спесь.
– Стрелы он кидает огненные с неба. Если в кого попадёт, то совсем мёртвый тот становится.
– У нас этим Перун занимается, – возразил Геллер.
– Поэтому вашему Шамбо по нам нельзя блискавицами швыряться. Не по чину ему!
Разгорелся спор, в нём участвовали все, пока Спесю это не надоело:
– Послушали умных, давайте спросим у учёных. Ивашка, пойди сюда. Скажи нам, может ли моланка здесь в человека попасть?
– Конечно, может, – удивился вопросу
– Так мы же Перуновы! А здесь Шамбо стрелами небесными заведует!
– Коли в тебя угодит, тебе будет всё равно. Боги на небесах промеж собой потом разберутся, но легче нам от этого не будет.
– О! – поднял палец Спесь Федорович. – Значит, ладим шатры и пережидаем на месте. Надеюсь, что почтенный Ибн-Комод последует нашему примеру?
– Конечно, – араб был спокоен, только четки перебирал немного нервозно. – Пойду попрошу джинна помочь нам.
Когда пронесся первый порыв злого ветра, всё было уже готово. Глубоко в землю были вбиты колы, и бывалые морепроходцы уже завязали узлы предусмотрительно прихваченных морских канатов. Джинн из странного зверя превратился в большой серый шатёр, который накрыл почти весь караван. Принцесса была в гневе, но караванщик хранил невероятное для здешнего климата ледяное спокойствие, он делал своё дело, и никто ему не был указом. Так что всё досталось Аладдину. И гневные слова, и даже несколько пощечин. Покрутив головой, Ивашка сочувственно вздохнул и скрылся в своём шатре. Вовремя. С неба хлынуло море. Струи воды ветер закручивал в жгуты, и они с яростью молотили в натянутую ткань. Часто блискал ослепительный свет, и почти сразу всё тряслось от оглушительного хохота арапского божка. Но уютно горел костёрчик, горячий отвар бодрил тело, и неторопливо, прерываясь только на гром, рассказывалась быличка.
– Визирь поведал о событиях давних, героических и поэтому ужасных. Очень давно подступили к городу свирепые враги. Обложив град со всех сторон, стали они рваться в него. Глыбы камня, пущенные машинами, разрушали дома горожан и убивали людей. По ночам не было темноты от тысяч огненных стрел, и воющие волны захватчиков бились о крепкие стены. Стойко сражались все. И бедный, и богатый стояли на стенах, там, где падали мужчины, вставали женщины и дети. Падишах не сходил с коня, во главе своей гвардии всегда успевая на самое опасное место. Город держался, и тогда вражеский чародей призвал гулей и ифритов. Поэтому вызвал падишах к себе наследника и велел ему вырваться из города и увезти, спрятать величайшее достояние, простую медную лампу. Тайна была в этой лампе, тайна и благосостояние города. Только потому, что раб лампы, могучий джинн, возвёл стены города, поднял воду из-под земного плена, посадил сады, и возник город среди песков.
– Подожди, уважаемый, – пробасил Лисовин. – А почему падишах не приказал джинну разметать захватчиков?
– Нельзя. Нельзя, чтобы существо иного мира причинило вред человеку. Великий чародей, да славится имя его, достопочтенный Соломон, ввёл этот закон для всех джиннов, и никто не может нарушить его! Даже ифриты могли только разрушить стены, но не убить человека. Для этого у врага были простые воины. И юный принц вместе с десятком друзей смог покинуть город. А падишах поднялся на стену и грустно посмотрел на вражеский лагерь. Близилось утро, и близился последний штурм. «Великий падишах, – поклонился ему могучий человек в кожаном фартуке. – Я кузнец и хочу сказать, что кончилось у нас железо. Не из чего делать нам наконечники для стрел и копий». «Будем крепче держать в руках сабли», – грустно улыбнулся повелитель. «Позволь спросить, о, всемогущий», – вновь поклонился кузнец. «Оставь славословия, на стене мы все равны. Спрашивай». «Ты знаешь их язык. Скажи, что они кричат, когда идут на приступ?» Падишах усмехнулся, он удивлялся этому с самого начала. «Золото». Они все кричат: «Золото!». Воин обернулся и посмотрел на сверкающую в свете пожаров крышу дворца, потом взглянул на кузнечный молот в своей руке. Пожал плечами, а повелитель напряженно задумался, потом хлопнул кузнеца по плечу и восторженно воскликнул: «Мы дадим им золото! Слушай меня…»
До утра горели в кузнях огни, но пришла пора – и медленно солнце стало взбираться в небесную крутизну. Сегодня оно не спешило, противно было смотреть на то, как люди убивают друг друга. Взревели хриплые рога, и, увязая в песке, отшвыривая трупы и обломки осадных машин, первыми побрели ифриты. Сзади их подпирали закованные в тяжелую броню личные слуги злобного мага, ну и уже потом катилось основное войско. А надсмотрщиками у них были гули-трупоеды. Мерзко рокотали огромные барабаны, заставляя нечисть держаться в строю, и угнетающе их бой давил на защитников: «падё-ё-ёт, падё-ё-ёт». Но неожиданно в воздух взвился первый пронзительный звук зурны, его подхватил звонкая дробь барабана и полилась тягучая, пронзительно сладострастная мелодия. Под эту мелодию танцуют дразняще желанные девы, заставляя прерываться дыхание у юнцов и молодеть стариков. Эта музыка заставляет краснеть юных дев и маняще улыбаться женщин. Не найти человека, который никогда бы не слышал или не мечтал услышать эту мелодию жизни и торжествующей любви. Музыканты плакали, но играли, музыканты погибали, но залитые кровью инструменты брали другие, и музыка звучала! И люди на стенах танцевали, танцевали с саблями в руках, танцевали, рубя головы прорвавшимся захватчикам. Танцевали, скидывая глыбы камня на проклятых ифритов и выливая чаны кипятка на орущих «золото-о-о!» мерзавцев. Танец жизни танцевали люди, но смерть забирала танцоров. И махнул платком падишах: «Дайте им золото». Перекрывая рёв битвы, гнусаво взревели трубы, и встали лучшие лучники в полный рост, и тускло желтели наконечники их стрел. И дикий визг горящей нечисти был им наградой после первого залпа. Не в силах перенести создания иблиса чистое золото, и хотя нет жизни у нежити, но смерть есть. Отшатнулся копейщик от жара горящего ифрита, но нагнулся за наконечником стрелы. Несколько минут смотрел, не в силах поверить, потом отбросил копьё и помчался собирать стрелы. Стрелы лились рекой, со стен летели и копья с такими же тусклыми наконечниками. Редко они убивали кого-либо, золото – мягкий металл, но кровь лилась рекою. Давно пропали затоптанные командиры, в ярости метался на холме маг-преступник, а над кровавой битвой, где все против всех, метался истерический крик: «Зо-о-олото!». И именно в этот момент вернулся к стенам города наследник падишаха. Не мог он выполнить строгий приказ отца, не могли он и его друзья просто бежать со своей Родины. Падишах мог бы гордиться таким наследником. Окинув взглядом поле битвы, ставшее полем раздора, принц принял единственно верное решение. Они ударили в копья по шатру предводителя, именно туда, где оставались последние, кто мог навести порядок. Никого не осталось в живых на том холме, и до сих пор, юные девушки носят туда воду, чтобы поливать выросший на голом песке розовый куст с одиннадцатью цветками. Одним розовым и остальными белыми. Их было одиннадцать – юношей, чьи щеки так и не узнали прикосновения девичьих губ.
Но вместе с принцем погибла и тайна местонахождения медной лампы. Великий падишах желает, чтобы будущий муж прекрасной пэри нашёл эту лампу и тем самым принёс в город благосостояние и богатство. Тем, кто решится на поиски, будет оказана любая возможная помощь в течение месяца. От имени падишаха, да славится в веках имя его, желаю вам удачи!..
Тишина сменила неторопливо текущую речь Ибн-Комода, но тут все обратили внимание на прекратившийся стук дождя и стали нетерпеливо выбираться из духоты на свежий воздух. Но как бы ни торопились люди, все говорили слова благодарности уважаемому рассказчику.
Дороги не было. Вместо неё весело журчал большой ручей, и даже Геллер почувствовал себя неуютно, представив, что творится возле реки. А посредине ручья лежала огромная свинья и удовлетворенно похрюкивала, пуская пузыри.
– Сал-л-ло!!! – громкий страстный шёпот за спиной заставил Ивашку вздрогнуть. Непейвода, встопорщив усы, вытягивал шашку из ножен. С двух сторон на него кинулись Ибн-Комод и Спесь, схватили и повисли на плечах.
– Не совершайте ошибку, почтеннейший потрясатель стен здравого смысла. Это не животное оскорбительное для истинного правоверного, а балующийся джинн. Любит он, грешным делом, пошутить над людьми, а воду просто обожает.
Пока араб заговаривал зубы, Спесь командовал:
– Чашу! Горилку! Цыбулю! Нож! Нет, нож не надо! Ещё чашу! Пей!! Ну что, полегчало?
– Фу-у-ух!! Отпустило, низкий поклон вам, уважаемый, не дали беду совершить. И тебе поклон, атаман. Вот за что я тебя люблю, так за то, что душу человека понять завсегда можешь. Всё, отпускайте. Не, ну кажи, якая тварина, так над чоловиком насмихатися?! Одним словом, ворог людський.
Успокоив лихого людину, караванщик подошел к ручью и что-то стал доказывать зверюге. Свинья поначалу и ухом не вела, но всё-таки, видно, проняло несуществующую душу джинна, и хрюшка исчезла во внезапно появившемся облаке. Когда же облако рассеялось, в воде лежал всё тот же слон. Всё-таки чувство вины было знакомо нежити, так как, опустив хобот в воду, он со значением покосился на Ибн-Комода. Что-то бормоча себе под нос, тот отправился к шатру принцессы, стараясь идти быстро, но степенно. Джунгли оживали после буйства стихии, подала голос какая-то отчаянная птаха и, после краткой паузы, её с одобрением поддержал целый хор. Из сумрака деревьев вылетел гнилой желтый плод и с чмоканьем размазался по серой морщинистой шкуре. Но фонтан воды из хобота метко угодил в цель, и возмущенный вопль обрадовал джинна. Именно этот момент выбрал Ишоко, чтобы выглянуть из-за тучи, и яркая радуга засверкала на фонтане, вознаграждая стрелка и радуя души людей. Второй фонтан слон вылил на себя и, удовлетворенный, вылез из ручья. Тем временем, возле шатра разгорался скандал. Принцесса, измученная дорогой, ожиданием, страхом за первую свою дипломатическую миссию, требовала немедленно пуститься в путь, пользуясь могуществом джинна. Все попытки возразить отметались с ходу, на возражения только поднимался голос и девичьи капризы стремительно перерастали в деспотичную истерику. Аладдин стоял рядом, то краснея, то бледнея, и молчал. Пришлось вмешаться Спесю Федоровичу. Как истинный дипломат, тот некоторое время помолчал, но потом негромко сказал:
– Цыть!
Пока принцесса ртом хватала воздух, не в силах снести такое хамство, Кудаглядов подозвал к компании Вбану и предложил тому прочитать лекцию о зверях джунглей и их пищевых пристрастиях. Вот тут и пригодился Аладдин. Оказалось, что у него очень широкие плечи и за них так удобно прятаться, а прижавшись к его спине, можно почувствовать себя в безопасности. Зная, что он не предаст, защитит и спасёт, можно сделать вид, что уступаешь только из-за почтения к возрасту собеседников. И можно подождать, даже до завтра.