Когда объявят лот 49
Шрифт:
Но был ли сам Максвелл таким уж приверженцем существования своего Демона? Она взглянула на приклеенную к ящику картинку. Секретарь Максвелл изображен в профиль, и его взгляд не пересекается с эдипиным. Лоб округл и гладок, на затылке забавная шишка, укрытая вьющимися волосами. Видимый глаз имел мягкое и уклончивое выражение, но Эдипа подумала — какие, интересно, идефиксы, кризисы, полуночные кошмары могли выходить из затененных тонких черт его спрятанного за густой бородою рта?
— Смотри на картинку, — сказал Нефастис, — и сконцентрируйся на цилиндре. Не волнуйся. Если ты медиум, то сама все поймешь. Отвори свое сознание, пусть оно будет восприимчивым к тому, что скажет Демон. Я скоро вернусь. — И он опять уселся перед телевизором, где теперь шли мультфильмы. Пока Эдипа сидела, прошло две серии о мишке Йоги и по
Здесь ли ты, малыш, — вопрошала Эдипа Демона, — или Нефастис водит меня за нос? Если пистон не двинется, она так этого и не узнает.
Руки секретаря Максвелла из снимка вырезали. Возможно, они держали книгу. Его взгляд был устремлен вдаль, в перспективу викторианской Англии, чей свет утерян навеки. Беспокойство Эдипы росло. Ей показалось, что под бородой появилась — хотя и слабая — улыбка. В его глазу что-то определенно изменилось…
И вдруг. На самом краешке ее поля зрения — не сдвинулся ли правый поршень? На капельку? Она не могла посмотреть на него, ведь ее проинструктировали не отрывать взгляд от Максвелла. Текли минута за минутой, но поршни словно примерзли. Телевизор покрикивал визгливыми комичными голосками. Она видела лишь подергивание сетчатки, давшую осечку нервную клетку. Должен ли настоящий медиум видеть больше? Теперь она нутром чувствовала — и ее убежденность возрастала, — что ничего не случится. К чему волноваться, — волновалась она, — Нефастис — просто чудак, откровенный чудак, забудь об этом. Настоящий медиум это тот, кто может разделить галлюцинации этого человека, вот и все.
И какие чудесные галлюцинации! Эдипа продолжала попытки еще минут пятнадцать; она повторяла: кто бы ты ни был, но если ты там, покажись мне, ты нужен мне, покажись. Так ничего и не произошло.
— Извини, — крикнула Эдипа Нефастису, к собственному удивлению она чуть не плакала, ее голос дрожал. — Это бесполезно. — Нефастис подошел к ней и обнял за плечи.
— Все о'кей, — сказал он. — Пожалуйста, не плачь. Пойдем в кровать. Вот-вот начнутся новости. И мы сможем этим заняться.
— Этим? — переспросила Эдипа. — Заняться этим? Чем же?
— Вступим в половую связь, — ответил Нефастис. — Может, сегодня расскажут про Китай. Я люблю этим заниматься, когда говорят про Вьетнам, но Китай лучше. Думаешь обо всех этих китайцах. Их многолюдности. Какое обилие жизни! И акт становится более сексуальным, правда?
Эдипа завизжала и бросилась прочь, а Нефастис, щелкая пальцами, побежал следом через темные комнаты в беззаботной манере «а-мне-все-по-фиг», которую он, несомненно, подцепил в каком-нибудь телефильме.
— Привет старине Стенли! — крикнул он, когда Эдипа уже шлепала вниз по ступенькам на улицу; потом она накинула косынку на номер машины и, взвизгнув тормозами, помчалась по Телеграфу. Она рулила почти автоматически, пока ее чуть не убил резвый малый в «Мустанге», по всей видимости неспособный сдержать новое для себя ощущение мужской зрелости, которое давала ему машина — тут она поняла, что выехала уже на трассу и неотвратимо движется к мосту Бэй-Бридж. Был разгар часа пик. Пораженная Эдипа наблюдала за этим зрелищем; она всегда думала, что такое движение возможно только в Лос-Анжелесе и подобных ему местах. Спустя несколько минут, глядя на Сан-Франциско с самой вершины мостовой арки, она увидела смог. Дымка, — поправила она себя, — вот что это такое, дымка. Откуда в Сан-Франциско взяться смогу? Смог — если верить фольклору — начинается южнее. Должен быть определенный угол солнца.
Среди выхлопа, пота, слепящего света и дурного настроения летнего вечера на американском шоссе Эдипа Маас думала о своей задаче «Тристеро». Вся тишина Сан-Нарцисо — спокойная поверхность бассейна в мотеле, побуждающие к созерцанию контуры улиц, подобные следам от грабель на песке японского садика — не позволяла ей размышлять с таким спокойствием, как здесь, в безумии автотрассы.
Джону Нефастису (обратимся к недавнему примеру) случилось вообразить по простому, прямо скажем, совпадению, — что два вида энтропии, термодинамическая и информационная, с виду похожи, если их записать в виде уравнений. Но он придал этому совпадению пристойный вид с помощью Демона Максвелла.
Возьмем теперь Эдипу, столкнувшуюся с метафорой из Бог знает скольких частей — во всяком случае, больше двух. Совпадения в эти дни пышно цвели повсюду, куда ни кинь взгляд, а у нее ничего не было, кроме звука, слова «Тристеро», чтобы увязать их друг с другом.
Она знала об Этом всего несколько вещей: в Европе Оно противостояло почтовой системе Турна и Таксиса; символом Ему служил почтовый рожок с сурдинкой; в какой-то момент до 1853 года Оно появилось в Америке и нападало на "Пони Экспресс", а также на "Уэллс, Фарго" в виде разбойников, одетых в черное или замаскированных под индейцев; в Калифорнии Оно существует по сей день и служит каналом связи для людей с неортодоксальной сексуальной ориентацией, изобретателей, верящих в Демона Максвелла, а может, и для ее мужа Мучо Мааса (но она давным-давно выбросило письмо от Мучо, и потому Чингиз Коэн не смог бы проверить марку, а следовательно, чтобы узнать наверняка, ей нужно спросить самого Мучо).
Тристеро или существовал на самом деле, в своем собственном праве, или же был лишь гипотезой — может, даже фантазией Эдипы, свихнувшейся на почве взаимоотношений с имуществом покойника. Здесь в Сан-Франциско, вдали от материальных составляющих этого имущества, был шанс обнаружить, что все это дело спокойно распалось на кусочки и растаяло. Тем вечером она решила положиться на милость течения и просто наблюдать, как ничего не происходит, в уверенности, что все это нервное, мелочь, с которой следует обратиться к психоаналитику. У Норт-Бич она съехала с трассы, немного покружила, пока не припарковалась, наконец, на круто спускающейся улочке среди складов. Затем побрела по Бродвею, слившись с вышедшими на вечернюю прогулку.
Не прошло и часа, как на глаза ей попался почтовый рожок с сурдинкой. Она фланировала вдоль по улице, заполненной стареющими мальчиками в костюмах из универмага "Рус Аткинс", когда натолкнулась вдруг на шайку туристов, залихватски вываливающихся из автобуса «Фольксваген», дабы обследовать ночные сан-францисские местечки. — Позвольте, я нацеплю это на вас, услышала она голос у своего уха, — я только что оттуда, — и тут же обнаружила наглухо пришпиленную к груди светло-вишневую карточку с надписью ПРИВЕТ! МЕНЯ ЗОВУТ АРНОЛЬД СНАРБ! ИЩУ ВЕСЕЛЫХ РАЗВЛЕЧЕНИЙ! Эдипа оглянулась и увидела пухлое розовощекое лицо, которое подмигнуло ей и пропало среди полосатых рубах и неподложенных плечей, — и исчез Арнольд Снарб в поисках развлечений еще веселее.
Прозвучал спортивный свисток, и Эдипа оказалась в стаде граждан с карточками, которое двигалось к бару "ВсJ по-гречески". О нет! — подумала Эдипа. — Сегодня никаких кабаков, только не это, — и попыталась было вырваться из подхватившего ее людского потока, но потом вспомнила, что решила отдаться на милость течения.
— Теперь сюда, — проинструктировал гид, в его воротник темными щупальцами стекал пот, — и вы увидите представителей третьего пола розово-голубых, которыми заслуженно славится город у Залива. Для некоторых подобный опыт может показаться странным, но помните: не нужно вести себя как кучка туристов. Если вам сделают гнусное предложение, отнеситесь к этому с юмором — всего лишь часть веселой ночной жизни в знаменитом Норт-Биче. Опрокиньте пару рюмашек, а когда услышите свисток, быстрехонько выскакивайте. Собираемся прямо здесь. Если будете хорошо себя вести, мы успеем еще в «Финоккиос». — Он дважды дунул в свисток, и туристы, разразившись воплем, бросились в неистовую атаку на бар, внеся Эдипу внутрь. Когда все успокоилось, она обнаружила, что стоит с бокалом неведомой жидкости у дверей, придавленная к высокому человеку в замшевой спортивной куртке. На лацкане которой вместо светло-вишневой карточки Эдипа приметила тонкой работы значок из бледно поблескивающего сплава в форме почтового рожка Тристеро. Сурдинка и все прочее.
Прекрасно, — сказала она себе. — Ты проигрываешь. Всего одна попытка, а заняла не больше часа. — Ей следовало немедленно ехать назад в Беркли, в отель. Но она не могла.
— Что, если бы я вам представилась, — обратилась она к владельцу значка, — как человек от "Турна и Таксиса"?
— Это театральное агентство? — спросил он. Большие уши, стриженные чуть ли не по самый скальп волосы, прыщавое лицо и удивительно пустые глаза, чей быстрый взгляд искоса окинул ее груди. — Где вы умудрились откопать такое имя — Арнольд Снарб?