Когда охотник становится жертвой
Шрифт:
— Понимаю, — Кали, воспользовавшись паузой в её словесном потоке, наконец вставляет. — И поэтому, нет.
Она отходит от Риты, достаёт пивные кружки, стаканы для виски, расставляет их батареей по стойке. Собираются посетители, пора бы сворачивать этот базар.
— Я тебя по-хорошему прошу, отвали. Собери шмотки и скажи, что всё кончено, — Рита не сдаётся. Она поднимается над сиденьем, подаётся вперёд, пытаясь обратить на себя внимание, потому что Кали уже разливает виски для дальнего столика.
— Никогда, — припечатывает Рейес, глядя ей прямо в глаза, зло, с превосходством. И пусть внутри всё кипит взять эту шлюшку за шкирняк и выволочь отсюда прочь, Кали будет умнее. Кайла ей не видать, как собственной задницы, пусть уже повзрослеет и смирится, что не всё в жизни даётся по щелчку пальца. Рита ей не соперница. Она просто мешает ей работать.
— Ты пожалеешь об этом, — зло выплевывает Рита, спрыгивая со стула. Кали бросает бутылку пива в мусорку. Ей брезгливо. Рита даже не пригубила, но на вспотевшем стекле ещё виднеются следы её пальцев.
***
— Я бы рекомендовал тебе взять отпуск. И не ходить пока в спортзал — у нас есть свой. И бассейн, если ты не забыла.
Александра чувствует, как у неё дёргает плечо. Находиться в этом доме без одежды где-то, кроме собственной ванной (да и то она чаще моется на работе), ей претит. Она сидит на мягком стуле с резной спинкой, вытянувшись в струнку, сжимая колени так сильно, что становится адски больно.
В кабинете Бредфорта за прошедшие десять лет дважды делали ремонт, трижды меняли мебель, но она помнит гладкую полированную столешницу, в которой отражалось её ритмично дергающееся лицо, когда он водил своим мерзким членом у неё между ягодиц, будто это было вчера.
— А ещё эти твои встречи групповой терапии… Они меня беспокоят. Скоро выборы, и я бы не хотел, чтобы что-то всплыло…
Александра поднимает на него изумленный взгляд. Он, не таясь, открыто намекает ей на то, что она всеми силами старается забыть. Она чувствует, как скользкий ком тошноты ползёт по пищеводу. Что-то всплывёт… Ему и в голову, наверное, не приходит, что того, что может всплыть, делать не стоило вовсе. Она давно смирилась с тем что совести у Маккормика нет, иначе он бы не поднялся так высоко. На политической арене, ровно что на гладиаторской — люди не выживают. Животные да, люди — нет. А учитывая, что спонсируют его кампанию картели…
— Шпионишь за мной? — она косится на своего водителя, смирно стоящего у дверей. Он докладывает хозяину всё, можно не сомневаться. Маккормик пытается наложить лапу на единственный оставшийся у неё кусочек личного пространства, но она не сдаст его без боя. И пусть это бой с тенью, потому что каждое неосторожно сказанное слово может обернуться против неё.
— Присматриваю. Сейчас всё очень непросто, Сандра…
— Твоё непросто меня не касается, — вспыхивает она, услышав ненавистное сокращение. Мать звала её Александрой, а Джон — Алекс. Сандра — имя для дешёвой малолетней шлюхи.
«Сандра, девочка моя, иди сюда».
Вникать в его дела она не собирается. Она и без того знает слишком много — её легче прибить. Непонятно, почему он до сих пор этого не сделал, наверное любит себе нервы щекотать, чёртов извращенец.
— Я надеюсь, ты понимаешь, что не заставишь меня. Больше не заставишь. Мне уже не пятнадцать, — она прокашливается, прежде чем ответить, слова скребут горло наждаком. Маккормик не меняется в лице, лишь на мгновение опускает взгляд и поднимает снова. «Здесь люди» — легко читается в нём, несмотря на то, что этот Джесси скорее сдохнет, чем вынесет за пределы кабинета хотя бы одно слово.
— Джесси будет сопровождать тебя везде, — припечатывает Бредфорт, кивая водителю. Тот послушно открывает двери, как только Александра подскакивает со стула. — Везде.
Прилетает ей в спину, когда она вылетает в коридор.
Джесси. Слишком нежное имя для такого здоровяка. Александра косится назад, оценивая своего конвойного: коротко стриженные светло-рыжие волосы, под которыми — розовая, как у домашней свиньи кожа с точками гнойников, красноватое лицо без возраста и эмоций. Экономка сказала как-то, что у него вместо лицевых костей титановые пластины, а половина мышц лица парализована — это последствия его службы в Афганистане. Их знакомству на кладбище она не придала значения, надеясь, что их совместная поездка станет мероприятием однократным, теперь же этот Джесси будет докладывать Маккормику о цвете её трусов. Рукопашные тренировки придется отложить — её тренер не имеет лицензии, зато имеет проблемы с законом, анонимный клуб для жертв домашнего насилия вполне может перестать быть анонимным — Джесси станет копать под каждого. Так подводить людей она себе позволить не может.
— Умоляю, не становись у входа, я не хочу, чтобы коллеги видели, как я выхожу из этого дома на колёсах! — нервно бросает она, забираясь в бронированный Кадиллак. Джесси только коротко кивает ей в ответ. Не ясно, согласился он или ее желания в противовес инструкциям отчима для него — пустой звук.
Он тормозит у ближайшего кафе — от него до госпиталя рукой подать. Здесь часто обедает медперсонал, а сквозь панорамные окна прекрасно видно всю улицу. Скрытность на десять баллов тянет, великолепно! Александра запрещает ему помогать ей выйти, спрыгивает на землю сама, бросает взгляд на окна кафе — никого знакомых за столиками нет.
— На другой стороне улицы в следующий раз, будь добр, — Александра понимает, что на бедолаге Джесси срывает зло, адресованное отчиму, но чувства вины отчего-то не испытывает.
— Отправьте мне смс, когда начнёте собираться домой, — невозмутимо отвечает он. Сегодня она на сутках, хочется верить, что завал работы поможет ей абстрагироваться.
«Кармен Эспозито»
У только что поступившей мексиканки не оказывается документов, девчонки с регистратуры заполнили карту с её слов. Александра неспеша осматривает пациентку — какое-то слабое предчувствие не даёт ей торопиться, несмотря на то, что пациентов потяжелее у неё с пару десятков. Травма плёвая — небольшой синяк и ссадина на локте, но вот её взгляд Александре не нравится.
— Что у вас случилось?
— Попала под машину.
В бланке эта информация есть, но она задаёт этот вопрос ещё раз, надеясь уловить в её голосе или взгляде то, что та пытается скрыть. Девушка не пьяна, выглядит прилично, гораздо лучше, чем многие жители этого района, несмотря на несвежую одежду. Здесь, в гетто такой, как она, делать нечего.
— Как именно вы под неё попали?
— Я бежала…
— От кого вы бежали?
Мексиканка бросает на неё затравленный взгляд и тут же отводит глаза. Такие глаза Александра видит дважды в месяц, на встречах групповой терапии — глаза женщин, переживших насилие над собой.