Когда охотник становится жертвой
Шрифт:
***
Кайл отвозит её домой, заставляет проглотить остатки обеда, следит, чтобы Кали улеглась спать, а после едет обратно. Гай ждёт его в машине недалеко от бара. Казалось, Кайл сто лет его не видел. У Гая поседели виски.
— Где Коул?
— Сегодня под утро умотал с какой-то бабой. Не знаю её. Так что мы тут пока с тобой вдвоём рулим. Как в старые добрые, — отвечает Гай, пожимая ему руку.
«Как в старые добрые» становится девизом последних дней, и Кайлу это нихрена не нравится.
— Надо раньше копов разобраться во всём, ты там у себя тоже на вспышке будь.
«Разобраться» значит найти
— Здесь бывшая начальница Евы работает, — Гай стучится в служебную дверь прачечной, расположенной на противоположной стороне улицы. — Она Еве по гроб жизни обязана, что та на неё в суд не подала. Еву уволили сразу как она вышла замуж за богача, мол, нечего занимать место, другим оно нужнее, хотя Ева не собиралась бросать работу.
Хозяйка без вопросов провожает их в комнату персонала и даёт доступ к камерам слежения. Примерно сопоставив время поджога, они просматривают запись, прокручивая её на высокой скорости.
— Вот, — Гай нажимает на стоп, тычет пальцем в статичную картинку, на которой Кали садится в машину, запускает запись снова. К концу тридцать пятой минуты на экране мелькает тень. Тень резко ныряет за угол, бьёт стекло, поджигает смесь в бутылке, швыряет внутрь. Оглядевшись, она идёт прямо к прачечной, проходит мимо, скидывая капюшон.
— Ты тоже видишь это? — спрашивает Гай. Кайлу хочется ослепнуть и не видеть того, что происходит на экране. Он переводит взгляд на Гая. Тот, вечно невозмутимый, смотрит на него в ответ, но в этот раз в глазах у него ясно читается изумление.
— Рита, — Кайл едва не давится этим словом. Комок ярости застревает в горле вместе с убийственным чувством вины за то, что произошло это из-за него. Из-за того, что он не расставил все точки над i, просто ушёл тогда молча, бросив всё на самотёк. Не забрал у Риты ключи, допустил ту мерзкую сцену с её появлением в его квартире. Хочется разнести монитор, камеру, прачечную и всё вокруг в радиусе мили. Худая фигурка, угловатые движения, лицо, попавшее точно в камеру — поджигателем бесспорно является Рита Миллер. Девушка, которая за свои неполных двадцать лет научилась лишь одному — виртуозно портить жизни себе и окружающим.
Глава 6. Восстановлению не подлежит
Коул загоняет машину в гараж и с трудом вытаскивает бессознательное тело с заднего сиденья. Слишком тесно, не раскорячишься особо, да и блузка с неё так и норовит сползти к самой шее, а голую её он тащить не планировал.
— Подружка? — сально хмыкает не вовремя проходящий мимо сосед.
— Ага, — широко, по-крокодильи скалится в ответ Коул. — Перебрала малясь.
Сосед этот бдительностью не отличается, не то, что полоумная старуха из двадцать второй (везёт, что в это время она обычно в церкви), но всё равно Коул нервничает. Такое в его практике впервые. Похищение с целью выкупа родственницы крупного чинуши — это не мексикашек гонять со стволом наперевес. Это срок. Реальный срок.
Закинув девку на спину, он тащит её по лестнице, воюет с замком, поправляя то и дело сползающее вниз по плечу тело, заносит в комнату и сгружает на диван. Диван вместе с заложницей Коул двигает к батарее, достаёт из шкафа наручники, обхватывает ими оба её запястья, перебрасывает цепь через трубу. Прикидывает расстояние до окна, чтобы она не могла дотянуться и позвать помощь, перекрывает ей рот широкой серебряной лентой скотча. Все эти действия занимают секунд двадцать. Дело сделано.
Коул смотрит на её лицо, на прикрытые, дрожащие веки с разводами туши и ловит себя на мысли, что ему жаль её. Эта Маккормик ему никто, работа у него такая, но представить только, в какой она панике будет, когда очнется…
Дребезг стационарного телефона в коридоре раздаётся неожиданно. Девка вздрагивает, но в себя не приходит.
— Коул, ты где, чёрт тебя дери?! — Гай едва ли не рявкает в трубку. Коул не взял мобильный, как того просила шальная мексиканка, обыскались, наверное. Его пару часов только не было, что опять за беда? — У нас тут минус двое.
— Как? — Коул со скрежетом подвигает себе стул, садится, держит спину ровно, словно палку проглотил. Напряжение ползёт по позвоночному столбу вверх, его будто бетоном заливает, не пошевелиться, ни встать.
— Гарсия. Это ещё не всё, приезжай.
Гай бросает трубку, Коул кидает следом свою, вслушивается, как звенит динамик, резонируя от удара. Значит, не свалил Гарсия ни за какую железку. Значит, по-блядски, исподтишка… Как баба.
Коул слышит движение позади себя и резко, как хищник, застигнутый врасплох, оборачивается.
Светлые, мокрые глаза, полные ужаса. Прядь темных волос прилипшая к влажному лбу. Задравшаяся рубашка и оголившийся живот. Девчонка, словно каменная, не шевелится, только буравит его своими огромными, в пол-лица глазами. Да уж, зрелище то ещё — бритый мужик с татухами и угрюмой рожей. Она таких, наверное, не видела никогда там у себя, в высшем свете. Коул порывается встать, она в ответ на его движение дёргается, будто током ударенная, лязгает цепью раз, другой — не вырваться, крепкая — пытается назад отползти, только дальше никуда — стена.
— Слушай, принцесса, мне всё это тоже не особо нравится, поверь, — Коул выставляет вперёд руки, мол, ничего я тебе не сделаю, смотрит на её голые, бледные ступни, костлявые и длинные, на то, как она поджимает пальцы на ногах, потом на ее туфли, которые сам же до этого аккуратно поставил на журнальный столик. Наверное, ей босиком не очень. Он берет туфли и, сделав осторожный шаг, кладёт рядом с ней. — Пришлось тебе гадостью подышать, надо воды выпить, — Коул идёт на кухню, берёт два стакана, наливает первый и залпом опрокидывает в себя. Легче не становится, наоборот, будто бензина плеснул в огонь. Он наливает второй и несёт в комнату. — Я эту херь сейчас отклею, ты только не ори.
Он садится возле неё на корточки и тянет руку к её лицу. Маккормик следит злым, напуганным взглядом за каждым его микродвижением, вздрагивает, когда Коул отрывает уголок скотча от её кожи. Наверное, больно, ему-то рот скотчем никто никогда не заклеивал, или руки у него холодные…
— Блять!
Коул одергивает руку, словно от кипятка. На коже проступают капельки крови — укусила, бешеная.
— Только тронь меня, — она сипит низким, словно прокуренным голосом. Табаком от неё не воняет, значит, надышалась нехило, или с психу голос сел.