Когда он получает
Шрифт:
Легкость наполняет мою грудь. Это то, что я так любил раньше. Чувство братства. Принадлежности.
Мы — люди, которые совершают плохие поступки, но мы также умеем быть добрыми друг к другу.
Светлые и темные. Инь и янь.
Внезапно Раф и парни исчезают в вихре дыма, а когда дым рассеивается, я вижу именно ее.
Блейк стоит перед столом, ее тело облегает потрясающее полуночно-голубое платье.
Включается песня «Glory Box», и первые несколько проникновенных нот разносятся по
Я тянусь к стакану с виски, который стоит передо мной, и подношу его к губам. — Иногда я ненавижу свой собственный разум.
Она опускается в кабинку рядом со мной. — Почему?
— Он не дает мне забыть тебя, даже во сне.
Ее руки поднимаются к моей груди. — Твои сны?
— Ты — сон. Прекрасный сон. Но когда я проснусь, тебя уже не будет.
Она выхватывает виски у меня из рук и прижимается губами к тому же месту, которого только что касались мои. — Я никуда не уйду.
Я сжимаю ее челюсть. Она кажется такой чертовски реальной в моих руках.
— Черт возьми, — шепчу я. — Думаешь, я достаточно силен, чтобы выдержать это? Чтобы ты была здесь всякий раз, когда я закрываю глаза? Дразнишь меня своей красотой, своим остроумием, своими идеально розовыми губами…
Она резко выдыхает.
Я опускаю руку и забираю у нее свой бокал. — Не думал, что ты такая жестокая.
— Проснись.
Я качаю головой из стороны в сторону. — Нет.
— Если я сон, то, когда ты откроешь глаза, ты меня больше не увидишь.
Моя грудь вздымается. Она права. Все, что мне нужно сделать, это открыть глаза… и увидеть, что ее на самом деле здесь нет…
Я сдавленно хихикаю.
— Ну и ладно. Мне нет покоя ни здесь, ни там. Если мне придется выбирать чистилище, я могу остаться в том, где есть ты.
Музыка затихает.
Мои глаза распахиваются. — Эй…
В фокусе оказывается гостиная. Я все еще на диване.
А Блейк — настоящая Блейк — сидит рядом со мной.
Мое сердце учащенно забилось.
— Солнышко, — вздыхаю я. — Ты вернулась.
Она улыбается, ее глаза блестят. — Вернулась. Я не могла сесть на тот самолет. Я не могла оставить тебя.
Я моргаю. А она все еще здесь. Теплая и настоящая. — Почему?
Она забирается ко мне на колени и обхватывает мою шею руками. — Потому что я кое-что поняла. Истину, против которой я боролась с самого детства. Я провела всю свою жизнь, укладывая людей в две коробки: хорошие или плохие, и только после тебя я поняла, что люди не так просты. Никто не прост. Даже я.
Я убираю ее золотистые волосы с лица.
— Это правда, в тебе нет ничего простого. Пытаться вместить тебя в коробку — все равно что пытаться вместить всю красоту Вселенной в одну стеклянную банку.
Она впилась зубами в нижнюю губу. — Дай мне закончить,
На моих губах заиграла улыбка. — Прости. Я замолчу.
Она делает глубокий вдох.
— Я никогда не говорила тебе об этом, но я простила тебя за то, что случилось в Даркуотер-Холлоу некоторое время назад. Я научилась снова доверять тебе. И я влюбилась в тебя. Снова.
Какое-то время я просто смотрю на нее, не в силах говорить. Влюбилась в меня. Может ли это быть правдой? Я тяжело сглатываю.
— Ты знаешь, кто я…
— Да, — говорит она, нежно проводя кончиками пальцев по моей щеке. — Знаю. Я вижу тебя всего — и светлого, и темного — и люблю обоих.
Мое сердце словно готово вырваться из груди.
— Я поняла это, когда ты взял меня в свой домик на пляже. Я так долго осуждала тебя за то, какой ты есть, но там все эти осуждения просто растаяли. Все, что осталось, — это человек, которого я люблю. Человек, который знает меня лучше, чем я сама. Человек, который готов на все ради меня.
Мое горло сжимается.
— Если ты чувствовала себя так же в доме на пляже, почему ты уехала?
— Потому что мне пришлось смириться с собственной темнотой. Со своими грехами.
Она вздыхает, ее голос слегка дрожит.
— Я боялась, Неро. Так боялась потерять себя полностью. Когда я убила Екатерину, я не чувствовала себя виноватой, и мне казалось, что я потеряла свою человечность. В конце концов, я боролась не с твоей тьмой, а со своей собственной. Почему-то мне было легче любить тебя, чем себя.
Я поглаживаю рукой ее затылок.
— Теперь я понимаю. И мне жаль, что я не дал тебе пространства, необходимого для того, чтобы все это переварить. Я отмахнулся от твоих опасений, притворившись, что ты можешь оставаться прежней, когда все вокруг тебя изменилось. Ты была права. Это невозможно. Но, детка, пока ты будешь меняться и расти, основываясь на своем опыте здесь, я буду рядом с тобой, поддерживая тебя во всем. Ты никогда не должна стыдиться или бояться показать мне какую-то новую часть себя. Я люблю все — и темное, и светлое, и серое.
Слеза скатилась по ее щеке. — Я знаю.
Я вытираю слезу, на губах появляется ухмылка. — Ущипни меня, ладно? Мне нужно знать, что это не иллюзия. Такие мужчины, как я, не получают всего, чего могут пожелать, не так ли?
Она не щипает меня. Вместо этого она наклоняется вперед и прижимается своими губами к моим.
По мне пробегает электричество, как в тот самый первый раз, когда мы поцеловались, когда мы оба были разными людьми. Я был Роуэном, мужчиной, который потерял себя, а она — Блейк, женщиной, которая никогда не влюбится в преступника.