Когда он проснется
Шрифт:
«Этим-то что! А мне еще тут жить…»
Неожиданно он встал и направился к Оле.
Девушка едва успела спрятать записку в кулак.
Лева остановился напротив, проверил, прикована ли она к дивану, но не догадался приподнять сломанный подлокотник. При его приближении Оля сжалась от страха. Затем Лева без слов стащил с девушки зимние сапоги и забросил под печь.
«Без шубы и без сапог по снегу не побежит», – решил он.
Теперь можно было спокойно ложиться спать.
В это время со скрипом отворилась дверь комнаты,
– Что, проголодались? – осклабился Лева.
Девица смерила его взглядом:
– Отвали.
Обидевшись до глубины души, Лева выскочил в сени, сильно грохнув дверями.
У Оли застучало в висках. Она покосилась в сторону открытой двери комнаты. Там было темно, она увидела лишь белеющее постельное белье на кровати и разбросанные по полу подушки.
«Может быть, он уснул», – подумала она про главаря.
Светка двигалась по комнате, не обращая на Олю никакого внимания.
«Господи, сейчас или никогда!»
– Девушка! – шепотом окликнула ее Оля.
Та оглянулась, посмотрела:
– Проблемы?
Оля жестом попросила ее подойти. Приложила палец к губам. Тихо зашептала:
– Прочитайте! – сунула ей в руку записку.
Сняла с лацкана пиджака брошку – подарок отца на день рождения, буква «О» с завитушкой, – сунула девушке:
– Это золото.
В переднюю с веселым рычанием влетел окоченевший Богдан, подскочил к самовару и приложил к нему покрасневшие от мороза руки.
– О, це мороз, брр! – бодро прокричал он.
Оля сделала вид, что ничего не случилось.
Девушка, сохраняя внешнее спокойствие, незаметно сунула записку в карман рубашки, собрала на тарелку бутерброды и удалилась в комнату, плотно прикрыв за собой дверь.
У Оли отлегло от сердца. Она даже повеселела. Завтра девушка позвонит в Москву ее родителям. Оля в этом отчего-то не сомневалась. Она до сих пор никогда не встречала настоящую проститутку, но традиция классической русской литературы воспитала в ней мнение, что наши проститутки – существа сердобольные, отзывчивые и честные.
«Нужно будет обязательно, когда все это кончится, пригласить ее к нам в гости, – мечтала Оля. – Нужно ей помочь, устроить на работу, или, если захочет, пусть поступает в институт. Наверное, она бедная, из неблагополучной семьи, вот и пришлось…»
– Богдан!
Дверь комнаты распахнулась, и в переднюю влетел голый до пояса Михась. Одной ногой он никак не мог попасть в штанину джинсов.
– Беда!
Михась подскочил к Оле, пнул ее кулаком в грудь:
– У, сука!
Повернувшись к Богдану, он швырнул ему в лицо смятую Олину записку, страшным голосом заорал на него, заматюкался.
У Оли душа в пятки ушла.
«Господи, что же я наделала?»
По лестнице загрохотали тяжелые ботинки, в переднюю вбежали заспанные
– Это ты так нам отплатила за то, что мы с тобой по-хорошему? – подступившись к Оле, орал на нее Михась. – Сейчас ты узнаешь, что такое по-плохому.
Он вытащил из заднего кармана джинсов пистолет и приставил дуло к Олиному лбу. Другой рукой больно схватил Олю за волосы.
Она зажмурилась, втянула голову в плечи.
– Открой глаза, стерва, смотри на меня. Глаза открой, я сказал, пока тебе мозги не вышиб!
Он с силой потряс ее голову. Из глаз Оли брызнули слезы. Она широко открыла глаза. В дверях комнаты стояла, положив рука на руку, девица в мужской рубашке и спокойно, даже с издевкой, наблюдала за Олей.
Богдан и Лева виновато уставились в пол. Гера в душе ликовал: «Вот-вот! Так я и знал!»
Впопыхах Лева забыл натянуть черную маску. Оля встретилась с ним взглядом. В ее глазах мелькнуло удивление и разочарование: как! тот самый блондин с собакой, что следил за ней возле дома, – он и есть бандит в маске?
– Ты что думаешь, мы в пионерском лагере? В войнушку играем? – Михась постучал по лбу Оли холодным вороненым дулом. – Шутки шутим? Так вот, чтобы ты запомнила, дура, что это не шутки.
Он размахнулся и ударил ее в лицо рукояткой пистолета. Левая щека сразу же онемела, словно сделали укол анестезии. Из разбитой губы пошла кровь.
– Это я еще вполсилы, для ума… А вы, – повернулся Михась к Богдану и Гере, – замкните ее обратно в погреб… Слышишь? Специально говорю по-москальски, чтобы ты все зразумела. Не кормить ее, давайте тильки воду и хлиб, щоб не подохла. Тут не санаторий. Раз не может с нами по-человечески, то и мы с ней не будем. Усе!
Михась махнул рукой.
– Чекайте, еще!
Он вывел Свету на середину комнаты и произнес по-украински речь, смысл которой Оля поняла. Он приводил в пример гражданскую самосознательность «простой украинской девушки».
Затем, порывшись в бумажнике, Михась вытащил стодолларовую купюру и демонстративно подарил ее Свете.
Гера подошел к Оле, расстегнул наручники и, придерживая ее за шиворот, препроводил в сени. Там ее заставили спуститься в погреб.
– Я же замерзну! – крикнула она, как только дотронулась босыми ногами до ледяного цементного пола. – Эй! У меня же ни сапог, ни шубы!
Кто-то сверху сбросил ей на голову тяжелый овечий тулуп. Затем последовали наручники:
– Прикуешь себя сама и за обе руки, слышишь? Через час проверю, если не надела наручники, врежу так, что звездочки посыплются.
Она узнала по голосу блондина, который все время прятал свою рожу под маской.
Затем люк опустился. На этот раз свет в подполе включать не стали.
18
– Мне кажется, я знаю, что это за документы, – сказал Игорь Вересов.