Когда отступают ангелы (Разные среди разных)
Шрифт:
— А ты-то сам что за человек?
Бехтерь вдруг ухватил меня за руку.
— Минька! — сказал он. — Не хотел я с ним тогда драться, веришь? Хотел подойти, поговорить по-людски, с глазу на глаз… Она ведь заявление из загса забрала, Минька! А он даже говорить со мной не хочет. Морду воротит, понимаешь? Простите, говорит, мы с вами не знакомы… Ах ты, думаю!..
Бехтерь задохнулся и умолк. Так это он, выходит, один на один отделал того… которого я потом рейкой? Ай да Валька! Как же надо было разозлиться!..
— Не того ты отлупил, Бехтерь, — сказал я ему. — Не Гришу.
Он вскинул голову.
— Что… правда?
— Правда, — сказал я.
Бехтерь подумал, потом уныло кивнул.
— И что он теперь? Этот, кого я… В суд на меня, да?
— Да нет, Бехтерь, — вздохнул я. — Никто на тебя в суд подавать не будет…
Первый раз в жизни я говорил с ним не раздражаясь. А может, меня и раньше раздражал не столько сам Бехтерь, сколько этот его дурацкий фирменный оскал.
— Кончай киснуть, Валька, — сказал я ему. — Сам понимаешь: ушла — значит, ушла. Другую найдёшь.
— Не найду, — безразлично ответил мне Валька Бехтерь.
Глава 15
Наш автобус стоял у ручья на опушке, и огромная верба время от времени лениво проводила по его крыше кончиками узких листьев.
Я влез в автобус, и спавший на заднем сиденье шофёр поднял голову.
— Свои, свои… — успокоил я его. — Спички только возьму.
Я пробрался к своей сумке и устроил в ней маленький переворот. Коробок, конечно, оказался на самом дне. Я разгрёб продукты, переложил пистолет… и от кисти к локтю проскочили знакомые электрические мурашки.
Ещё не веря, я торопливо установил спичечный коробок на сиденье, прицелился и утопил спусковую клавишу.
Коробок исчез.
Несколько секунд я тупо смотрел на глянцевый от чистоты край кожаного сиденья. Потом швырнул пистолет в сумку, ремень — через плечо и вылетел из автобуса.
С трёх сторон шевелился лес, огромный, просвеченный солнцем. Ну и где мне их теперь искать, этих голубков? Я прикинул, на какое расстояние могли разбрестись грибники, и чуть не застонал…
Полчаса, не меньше, я бегал по лесу сломя голову и выспрашивал наших, не видел ли кто Гришку с крановщицей. Как провалились, честное слово! Отмахав здоровенный крюк, вернулся к автобусу и там, на краю опушки, наконец увидел Люську. Сердце у меня радостно прыгнуло и тут же оборвалось: Гриши с ней рядом не было.
— А где…
Я не договорил. Она вскинула голову, и лишь тогда я понял, что никакая это не Люська.
Куртка — другая, волосы — рыжие, но чуть потемнее, потом — короткая стрижка, каких Люська отродясь не носила… И даже не в этом дело! Лицо. Вроде бы Люськино — одно к одному, а вглядишься… Куда там до неё Люське! Ну вот как киноактриса на плакате: красивая — аж дух захватывает, а в жизни такую — расшибись — не встретишь…
Уж не знаю, как я тогда выглядел, но, по-моему, она меня испугалась. Смотрит — глаза серые, большие, зрачки — вздрагивают…
— Я здесь гуляю… — пояснила она.
— Ага… — Я обалдело кивнул, и мы двинулись в разные стороны. Боком. Не спуская друг с друга глаз. У неё левая рука — за пазухой, у меня — в сумке.
Стоило ей скрыться из виду, я шарахнулся вправо и, хрустя сучками, скатился в какую-то канаву. Слева — как бы в ответ — тоже раздался короткий треск веток. Понятно…
Пригибаясь, добежал до конца канавы и там только перевёл дыхание. Вот это да! Рыжая, а? Сама пожаловала… Как же это они нас так быстро вычислили?..
От ствола к стволу, как на территории противника, всё высматривая, не мелькнёт ли где в кустах оранжевый пластик пистолета, убрался подальше. Что ж теперь делать-то? Кричать — услышат. Гришкино имя они по документам знают…
— Люська-а!..
— Чего орёшь?
Я обернулся. Они стояли буквально в десяти шагах от меня.
— Влипли, Гриша, — сказал я, подойдя. — Вот они тебе, грибы твои!..
Гриша Прахов побледнел и прислонил к дубу тонкий рогатый посошок.
— Заработала? — еле слышно спросил он. — Когда?
— Полчаса назад.
— Значит, скоро они будут здесь… — медленно проговорил он.
— Дурак! — прохрипел я. — Они уже здесь!
— Вы что, ненормальные оба? — спросила Люська. — Вы себя со стороны послушайте!
Я повернулся к ней — и осёкся. Вот ведь разные, а?! Нет, конечно. Рыжая и красивее, и нежнее… но по сравнению с Люськой — какая-то вроде ненастоящая…
— Люська! — сказал я. — Ради бога! Хоть ты не лезь!
— Опять инопланетяне? — недобро прищурясь, спросила она.
— Опять!
На секунду мне показалось, что она сейчас размахнётся и даст мне лукошком по голове.
— Люся, я всё объясню… — заторопился Гриша.
— Не надо, — спокойно проговорила она. Взяла прислонённый к дубу рогатый посошок и пошла прочь. Отойдя на несколько шагов, оглянулась и добавила безразлично: — Поедем в город — в автобусе ко мне не подсаживайся…
Волосы её на этот раз были заплетены в короткую толстую косу, и коса эта при каждом шаге с каким-то особым презрением качалась туда-сюда — рыже-золотистый маятник с пушистой метёлкой на конце.
Гриша двинулся было за ней, но я его удержал.
— Пусть идёт, — бросил я. — Или ты её тоже хочешь втянуть?
Гриша испуганно затряс головой.
— Тогда давай думать, как нам быстрее в город попасть. Выйдем сейчас к автобусу…
— К автобусу? — жалобно переспросил Гриша, всё ещё норовя оглянуться на уходящую Люську.
Я чертыхнулся.
— Верно! Там же, возле автобуса, эта… Тогда вот что: автобус обогнём, так? Выйдем по грунтовке к шоссе — и автостопом до города. Вперёд!