Когда под ногами бездна (upd. перевод)
Шрифт:
Я сунул улики в сумку. Оккингу требует доказательств. Теперь они у меня имеются. Конечно, не факт, что лейтенант сразу со мной согласится. Я взглянул на небо: уже поздно, скоро стемнеет. Сегодня ночью мы не увидим луны. Тоненький, девственно-нежный серпик появится только завтра, возвестив начало священного месяца рамадан, и накопившееся за светлое время суток лихорадочное возбуждение жителей Будайина перейдет в настоящую истерику. Зато днем в период поста здесь у нас царит тишина. Мертвая тишина. Мертвая… Я тихонько рассмеялся, пробираясь по узкой улочке к бару Френчи Бенуа. Трупов я уже навидался вдоволь, и возможность немного расслабиться в атмосфере покоя и умиротворения казалась ужасно привлекательной.
Каким же я был дураком…
7
«Бисмиллях
Этот пост в месяц рамадан, когда ниспослан был Коран, указание правой стези для людей и ясное доказательство сей стези, различающее истину и ложь. И кто из вас у себя дома в месяц рамадан, пусть постится в этот месяц. А если кто болен или в пути, то пусть постится несколько дней иных. Желает Аллах для вас облегчения, а не затруднения. Соблюдите полное количество дней и скажите: „Аллах велик“ — за то, что он указал вам правую стезю. Может, будете вы благодарными». [14]
14
Пер. Б. Я. Шидфар.
Это сто восемьдесят пятый аят второй суры Благородного Корана «аль-Бакара» — «Корова». Посланец Аллаха, да благословит его Аллах и да приветствует, указал нам блюсти пост в священный период рамадана, девятого лунного месяца по арабскому календарю, что является одним из пяти столпов веры.
До его завершения правоверные обязаны воздерживаться от еды, питья и курения от зари до захода солнца. Полиция и религиозные лидеры строго следят за тем, чтобы даже такие, как я, мягко говоря, пренебрегающие своими духовными обязанностями люди, не смели нарушать запрет. Ночные клубы и бары, вместе с кафе и ресторанами, закрыты в светлое время суток. Нельзя даже выпить глоток воды [15] , пока не наступит полночь. Когда же наконец на землю опускается темнота и приходит время дозволенной трапезы, мусульмане начинают пировать и веселиться. Атмосфера, царящая везде, такова, что даже добропорядочные жители других частей города, которые благоразумно избегают заглядывать в наш квартал в течение года, могут без опаски прийти в Будайин и расслабиться в уютном кафе.
15
В Коране и сборниках свидетельств о предписаниях пророка Мухаммада — хадисах содержатся многочисленные оговорки, облегчающие или даже позволяющие в отдельных случаях нарушать пост.
В течение целого месяца в мусульманском мире ночь полностью заменит день: все перевернется с ног на голову, за исключением неизменного пятикратного намаза. Молиться необходимо как обычно, поэтому правоверный встает на рассвете, дабы исполнить свой долг, но пост не прерывает. Иногда его босс разрешает ему сходить домой ближе к вечеру и пару часов вздремнуть, чтобы хоть как-то компенсировать ночное бдение, когда мусульмане наслаждаются тем, что запрещено им после восхода солнца.
Во многих отношениях ислам — красивое и элегантное духовное учение; но, увы, общая черта религий в том, что они уделяют куда больше внимания необходимости соблюдения разных ритуалов и предписаний, чем облегчению жизни верующих. Рамадан часто крайне затрудняет существование грешникам и нечестивцам нашего квартала.
Однако некоторые проблемы упрощаются. Скажем, я слегка изменил расписание, передвинув исполнение намеченного на несколько часов вперед, и мои интересы совершенно не пострадали. Точно так же поступили и владельцы ночных клубов. Конечно, имей я неотложные дела днем, к примеру, обязанность регулярно поворачиваться лицом к Мекке и возносить молитву, мне пришлось бы намного труднее.
Итак, в первую среду рамадана, успешно адаптировавшись в новых условиях, я сидел за столиком маленького заведения на Двенадцатой улице с изящным названием «Кафе Солас». Уже почти наступила ночь; я играл в карты с тремя парнями, опустошая миниатюрные чашки густого кофе без сахара и лакомясь кусочками пахлавы. Мое времяпровождение заставляло Ясмин изнывать от злобной зависти. Ведь ей сейчас приходится зарабатывать хрустики в заведении Френчи, и очаровывать клиентов, повиливая хорошенькой маленькой попкой, чтобы те покупали ей шампанское. Моя девочка трудилась, а я кушал сладости и развлекался. Лично мне казалось вполне нормальным, что я использую предоставившуюся возможность расслабиться, когда Ясмин вынуждена отдавать своему ремеслу десять долгих часов молодой жизни. Я считаю такой расклад естественным порядком вещей.
Мои приятели составляли довольно разношерстную компанию. Махмуд — перв; он ниже меня, но шире в плечах и бедрах. Эта бывшая девочка стала мальчиком пять-шесть лет назад. Ей даже пришлось немного поработать у Джо-Мамы. Сейчас Махмуд жил с настоящей фемой, промышляющей в том же баре. Интересное совпадение…
Жак марокканский христианин, убежденный гетеросек, твердо верил в то, что считаясь на три четверти европейцем (тем самым переплюнув меня на целого предка!), имеет право на особое отношение окружающих, и вел себя соответственно. Он не пользовался всеобщим уважением и любовью: всякий раз, когда намечались разные празднования или вечеринки, Жак узнавал о них с небольшим опозданием. Однако его неизменно приглашали поучаствовать в карточных играх: если уж кто-то должен проигрывать, пусть это будет гяур-христианин.
Сайед «Полу-хадж» — высокий, хорошо сложенный, довольно состоятельный парень и убежденный гомосек: он умер бы от стыда, показавшись на публике в обществе женщины, неважно, фемы или обрезка. Сайеда прозвали «Полу-хаджем» неспроста. Он такой пустоголовый, что, приступая к любому делу, обязательно забудет о нем, не дойдя и до середины, загоревшись парочкой других идей. Хаджи — почетный титул, который человек получает, совершив паломничество в Мекку, составляющее один из столпов ислама. Несколько лет назад наш Сайед действительно решил отправиться в священный город, преодолел восемьсот с лишним километров, но неожиданно повернул назад, ибо в голову ему вдруг пришла блестящая мысль о том, как провернуть беспроигрышную финансовую операцию; увы, суть ее он забыл по пути домой… Сайед немного старше меня, он щеголяет тщательно подстриженными усиками, которыми страшно гордится. Не могу понять, почему: никогда не считал растительность на лице большим достижением, если, конечно, вы не начинали свою жизнь как Махмуд. То есть девочкой.
Все трое вставили розетки в мозг. Сайед нацепил модик и две училки. Он носил абстрактно-личностную программу, которая содержала запись не какого-то конкретного человека, а просто определенного характера. Сегодня Сайед решил побыть «крутым парнем» — сильным, немногословным, сдержанным и жестким. К счастью, ни одна из училок не наделила его умением играть как следует. Они с Жаком постепенно обогащали Махмуда и меня.
Эту колоритную троицу бездельников я считал своими лучшими друзьями (среди мужчин). Сколько времени мы приятно провели за картами; сколько дней (или — как сейчас — ночей) просидели, болтая и попивая кофе за уютным столиком… У меня два главных источника информации в Будайине — девочки из ночных клубов и мои приятели, Махмуд, Сайед и Жак. Обычно одна версия происшествия разительно отличается от другой, та от третьей, и далее до бесконечности… Потому-то я и взял себе за правило выслушивать как можно больше разных вариантов, чтобы потом свести их в нечто единое. Зернышко правды прячется в каждом из рассказов; важно извлечь его из словесной шелухи.
Большая часть выигрыша досталась мне, остальное — Махмуду. Жак отчаялся и был готов выйти из игры. Мне захотелось поесть более основательно, Полу-хадж поддержал меня. Мы уже собрались оставить «Солас», чтобы подкрепиться где-нибудь в другом месте, но тут к нашему столику подлетел запыхавшийся Фуад. Это кривоногий, нелепый отпрыск верблюда, которого люди называют (кроме массы других эпитетов) «Фуад иль-Манхус», то есть «Фуад — вечный неудачник». Я сразу почувствовал, что поход в ресторан придется отложить. Выражение лица несчастного подсказывало, что вместо лакомых яств нас ожидает небольшое приключение.
— Хвала Аллаху, что я застал вас всех здесь, — выдохнул он, жадно ощупывая каждого глазами.
— Иди с Богом, брат мой, — брюзгливо посоветовал Жак. — Взгляни, вот Он шествует, направляясь к северной стене! Поспеши!
Фуад проигнорировал христианина.
— Мне нужна помощь, — сказал он жалобно. Пожалуй, даже жалобней, чем обычно. На голову бедняги постоянно сваливались небольшие напасти, но сейчас он казался по-настоящему расстроенным.
— Что стряслось, Фуад? — спросил я. Он благодарно посмотрел на меня, словно потерявшийся ребенок, на которого обратили внимание.