Когда под ногами бездна (upd. перевод)
Шрифт:
— Я очень рад за тебя, мой племянник. Хорошо, что ты можешь доказать, где находился. Абдулла скончался между десятью и одиннадцатью вечера. Я верю, что ты невиновен в его гибели.
— Хвала Аллаху, Ограждающему от зла, — тихо произнес я.
— Поэтому я скажу тебе, как он умер. Его, уже бездыханного, обнаружил мой доверенный служитель, Хассан-Шиит. То, что сделали с Абдуллой абу-Зайдом, ужасно и унизительно, мой племянник. Я боюсь рассказать подробности, дабы какой-нибудь злой дух не подслушал мои слова, чтобы затем приготовить и мне подобную участь.
Я произнес формулу, отвращающую зло, которую позаимствовал у Ясмин, что явно понравилось старцу.
— Да оградит тебя Аллах, мой дорогой племянник, — произнес
— Точно так же он расправился с Тамико, — заметил я. Папа взглянул на меня; несколько мгновений он не мог найти слов.
— Откуда ты знаешь? — наконец спросил он.
Я понял, что старца снова охватили сомнения. Действительно, где мог раздобыть такие сведения тот, кто не замешан в происходящем?
— Ее труп обнаружил я. Я сообщил о преступлении лейтенанту Оккингу.
Папа кивнул и снова опустил глаза.
— Не могу передать тебе, как сильны во мне ярость и бешенство, как они переполняют душу. Это тревожит и печалит меня, ибо я старался сдерживать подобные чувства, жить достойно, наслаждаясь богатством, коль скоро Аллах решил наделить меня, и возносить Ему хвалу, не выказывая ни гнева, ни жадности либо зависти. Но, увы, судьба каждый раз вынуждает меня поднимать меч; снова и снова люди пытаются проверить, не ослаб ли я, дабы погубить. Я должен безжалостно пресекать их попытки, иначе потеряю все, что приобрел в результате тяжких трудов. Я желаю лишь мира и спокойствия, а награда за мои труды — ненависть! Я заставлю негодяя испить кубок смерти, опущу карающий меч на голову нечестивого мясника, о мой племянник! Безумец из безумцев, палач, оскверняющий мир, бросающий вызов священной воле Аллаха, умрет! Клянусь бородой Пророка, я исполню долг отмщения!
Я подождал, пока он немного успокоился.
— О шейх, — произнес я, — два человека убиты свинцовыми пулями; двоих пытали, замучив одним и тем же способом. Скорее всего, появятся новые жертвы. Я разыскиваю пропавшую подругу. Она жила у Тамико и послала мне записку, по которой видно, что она очень напугана. Я опасаюсь за ее жизнь.
Папа нахмурился:
— Мне сейчас не до твоих забот, — проворчал он. Фридландер-Бей еще не оправился от ужасного события. С точки зрения старика, содеянное с Абдуллой в чем-то гораздо страшнее чем то, что неизвестный сотворил с Тами. — Я был готов поверить, что злодей ты, мой племянник; не докажи ты сейчас свою непричастность, умер бы здесь ужасной медленной смертью. Хвала Аллаху, который не дал свершиться подобной несправедливости. Ты казался самым подходящим объектом для моего мщения, но теперь я должен найти настоящего виновника, чтобы обрушить на него свой гнев. Это просто вопрос времени. — Его бескровные губы растянулись в безжалостной улыбке. — Ты сказал, что играл в карты с приятелями в «Кафе Солас». Значит те, кто тогда проводили с тобой время, тоже имеют алиби. Назови их.
Я перечислил имена друзей, довольный, что избавил их от допроса с пристрастием, который пришлось претерпеть мне.
— Выпьешь еще кофе? — устало спросил Фридландер-Бей.
— Да направит нас Аллах, я утолил жажду.
— Пусть дни твои текут в богатстве и изобилии, — сказал Папа. Он тяжело вздохнул. — Иди с миром.
— С твоего позволения, — произнес я, вставая.
— Да проснешься ты утром в добром здравии.
Я вспомнил Абдуллу.
— Иншалла.
Говорящий Булыжник уже распахнул дверь; покидая комнату, я почувствовал великое облегчение, словно приговоренный к смерти, с которого в последний момент сняли петлю. Снаружи, под расшитым яркими блестками звезд ясным ночным небом, стоял сержант Хаджар, прислонившись к патрульной машине. Я удивился: думал, он давным-давно уже вернулся в город, чтобы продолжить дежурство.
— Вижу, ты оказался чистым, — сказал он мне. — Залезай с той стороны.
— Что, на переднее сидение?
— Ага. — Мы забрались внутрь. Никогда не сидел рядом с водителем полицейского авто. Если бы только меня могли видеть друзья…
— Закуришь? — спросил Хаджар, вытащив пачку французских сигарет.
— Нет, эту отраву не употребляю.
Он завел мотор, объехал вокруг мотеля и направился к центру города, включив мигалки, распугивая местных котов завыванием сирен.
— Купишь немного «солнышек»? — снова предложил он. — Знаю, такую отраву ты точно употребляешь.
Я очень хотел пополнить запас соннеина, но брать наркотики у него было как-то неловко. Вообще-то на торговлю зельем, как и на другие безвредные шалости обитателей Будайине, у нас смотрят сквозь пальцы. Немало легавых следит за исполнением только тех законов, которые не вредят здешнему бизнесу; у многих можно без опаски покупать пилюльки. Я просто не доверял сержанту.
— Почему ты вдруг воспылал ко мне такой симпатией, Хаджар?
Он повернул голову и криво усмехнулся:
— Я не ожидал, что ты выйдешь из мотеля живой и невредимый, — сказал он. — Но ты выкарабкался, а значит, Папа поставил тебе на лбу печать: «С парнем все о'кей». Что хорошо для него, хорошо для меня. Дошло?
Да, теперь дошло. Я думал, что Хаджар работает на лейтенанта Оккинга и местную службу охраны правопорядка, но оказывается, сержант перешел в собственность Фридландер-Бея.
— Подбросишь меня к заведению Френчи? — спросил я.
— Френчи? А, там работает твоя девочка, правильно?
— Ты как всегда в курсе событий.
Он снова посмотрел на меня и ухмыльнулся:
— Шесть киамов за штуку: я говорю о «солнышках».
— Шесть? — отозвался я. — Таких цен не бывает! Я могу без проблем достать их за две с половиной.
— Ты что, спятил? Нигде в городе не найдешь дешевле, чем за четыре, а ты такого места не знаешь!
— Ладно, — сказал я. — Даю три киама за каждую.
Хаджар закатил глаза.
— Не трать понапрасну слов, — сказал он презрительно. — С помощью Аллаха я заработаю на пропитание и без твоих грошей.
— Какова минимальная цена? Самая низкая, Хаджар, понимаешь?
— Называй любую сумму, которую сочтешь справедливой.
— Три киама, — повторил я.
— Ну хорошо, только для тебя, — очень серьезно произнес он, — я отдам товар за бесценок: пять с половиной.
— Три с половиной. Не продашь ты, найду кого-нибудь другого.
— Аллах напитает меня. Желаю удачи.
— Что за черт, Хаджар? О'кей, четыре.
— Ты, видно, решил, что я хочу их тебе презентовать?
— Ничего себе подарок за такие деньги! Четыре с половиной. По рукам?
— Хорошо. Господь меня поддержит. Я ничего не выгадываю, но уж ладно, давай сюда свои киамы, и покончим с этим. — Вот как торгуются арабы в нашем городе, будь то базар или переднее сиденье патрульной машины.