Когда придет Большая Черепаха
Шрифт:
Аргумент звучит слабовато, и женщина издает нервный смешок, услышав его слова.
– Кажется? – она качает головой. – Ты даже не помнишь точно?
Мужчина сердито выдыхает и отворачивается к окну. Руки против воли нащупывают пачку сигарет в кармане. А Робин, тем временем, продолжает:
– Отбор в проект продолжался десять лет! За это время все могло сто раз поменяться! Браки распадаются, дети рождаются и вырастают, родители умирают. Нет. Если рассчитывать на всех, то невозможно ничего предусмотреть заранее! А если кто-то захочет перетащить всех своих дядюшек, кузин, невесток и свекров?
Он снова поворачивается к супруге и строго говорит:
– Роб, ну зачем ты додумываешь? Это же проект мирового масштаба! И те, кто его создал, уж точно не идиоты! Наверняка они все предусмотрели и… Роб! Роб, ты чего?
Тяжело опустившись на угловой диван, женщина роняет голову на руки и заливается слезами. Муж, выругавшись про себя, опускается рядом с ней на корточки и поглаживает по колену.
– Милая! Милая, ну что ты?
– Сто сорок четыре тысячи праведников, – всхлипывает она. – Неужели ты не помнишь откровение Иоанна? Думаешь, это простое совпадение? Да, те, кто все это придумал, не идиоты! Они заранее знали, что скоро наступит Апокалипсис! Вот почему они отбирали людей по всему миру! Когда все погибнут, вы будете строить тот самый Город Будущего! Небесный Иерусалим!
Ему хочется завыть от отчаяния, но мужчина терпеливо произносит:
– Да побойся Бога, Роб! Надо же тебе было именно сейчас вспомнить предсказания этого старого шизофреника! Он и Зверя видел, и Блудницу Вавилонскую, совершающую движения похотливые! Что-то я ничего похожего на улицах пока не замечал! То есть, блудниц, конечно, у нас по ночам хватает, но я уверен, что все они местные или, по крайней мере, эмигрантки из бедных стран.
Он пытается рассмешить ее, но женщина никак не реагирует и плачет навзрыд.
– Ну Роб, – увещевает он ее, – прекрати, а? Ты же никогда не была религиозной! Подумаешь, число совпало! У нас люди каждый год ждут Конца Света по какому-нибудь там календарю Кетцалькоатля, не всему же нужно верить! Роб! Ну давай, посмотри на меня!
Робин поднимает голову, ее лицо красное, нос опух, а из глаз безостановочно льются слезы.
– Я абсолютно уверен, что у них там все рассчитано. Они просто строили убежища так, чтобы всегда оставался запас, и ресурсов, конечно же, у них вдвое больше, чем нужно. Поверь, так всегда делается. Ведь участники проекта, в конце концов, тоже смертны. А кто-то может отказаться в последний момент. Точно рассчитать невозможно!
– Ты действительно так думаешь? – спрашивает жена недоверчиво, но в ее голосе он слышит слабую надежду.
– Да. Разве я тебя когда-то обманывал? Конечно, они не могут просто взять и оторвать нас от семей. В конце концов, мы живем в самом гуманном обществе за всю историю человечества! И ни один участник, уж поверь мне, не согласится бросить своих родных. Люди попросту не поедут ни в какие убежища, зная, что правительство использует то самое оружие. А если никто не поедет, вся их идея провалится. Так что, естественно, они подготовили место для всех, кого мы указали в анкетах. Да, я сейчас вот точно вспомнил, там был такой пункт!
Нет, он ни черта не помнит. В этой анкете было более семисот вопросов, а заполнял он ее два с лишним года назад. Как такое можно запомнить? Но сейчас лучше соврать, ей-богу!
Робин немного успокаивается. Доводы мужа кажутся ей убедительными. Но на всякий случай она спрашивает:
– А если нас все-таки не возьмут, ты откажешься ехать?
– Конечно! – горячо заверяет супругу мужчина, крепко сжимая ее колено. – Как ты могла подумать, будто я брошу вас здесь? Это абсолютно исключено! Но давай не будем сейчас о крайностях. Только взгляни, какой большой список нам дали! Придется весь вечер потратить, чтобы все это собрать!
Он поднимается на ноги и ободряюще улыбается.
– Пойдем-ка, займемся делом, радость моя! Нам еще нужно хорошенько выспаться перед дорогой. Мало ли, может, нас повезут куда-нибудь в Австралию?
– Ладно, – сдается Робин, достает из кармана носовой платок и сморкается в него, потом еще раз проглядывает список. Задумчиво почесывает лоб и говорит уже более уверенно: – Так, у нас кое-чего нет… Знаешь что, давай-ка отметим вещи, которые можем взять из дома, и я пойду собирать сумки. А ты выпиши себе остальное и съезди пока в супермаркет. Да, и думаю, к этому списку надо бы добавить памперсы, пеленки, питание… я, пожалуй, допишу… А то вдруг мы надолго, и мне придется рожать уже там?
– Вот это совсем другое дело! – преувеличенно бодро восклицает мужчина, целуя жену в макушку. – Я всегда знал, что ты у меня – умница! Так и поступим. Сейчас принесу ручку и блокнот.
Робин одаривает его слабой улыбкой, и он ласково говорит:
– Не расстраивайся, родная! Давай представим, как будто едем в отпуск.
Потом они еще около часа возятся со списками, решая, что можно добавить на всякий случай. Мужчина достает из кладовки пыльные дорожные чемоданы, и Робин отправляется в спальню, где стоит огромный платяной шкаф, и даже что-то напевает себе под нос, доставая вещи. А он едет в ближайший супермаркет в полной тишине, даже не включая радио, потому что ему чертовски страшно.
Сцена 5. Некрасивая история
В зрительном зале шумно. Все говорят одновременно и о разном. Актеры стоят особняком под самой сценой, и Ташир, судя по ухмылкам на лицах товарищей, подбирается к кульминации одной из бесчисленных смешных историй, которые все просто обожают. Вернее, обожают не сами истории – они иногда бывают довольно банальными – а то, как он их рассказывает. Громкий хохот раздается как раз в тот момент, когда Наташа спускается вниз по проходу между рядами стульев.
Актрисами занимается Ася. Она снимает мерки для будущих костюмов, и женщины тоже болтают без умолку, обсуждая фасоны платьев из доисторического журнала мод, передавая его из рук в руки.
Лулу стоит к Наташе спиной и разговаривает с художником. Вернее, говорит она, и судя по бурной жестикуляции, подруга излагает свое видение оформления сцены. Художник кивает или качает головой и вставляет короткие замечания. Периодически из осветительной будки наверху высовывается Отто, спрашивая что-нибудь вроде: «А если чуть вправо?», и техники, которые ползают по сцене, как муравьи, выставляя свет, передвигают очередной прожектор.