Когда пробьет восемь склянок
Шрифт:
— Не знаю, должен ли я оскорбиться, — заметил Лаворский лениво. — У нас с Чернли имеются свои плюсы. Кроме того, я уже давно не видел молодого Доменико. — Он мог бы быть отличным собеседником, наш друг Лаворский. Его словно выдрессировали произносить реплики только в нужный момент.
— И не увидите, — хмуро ответил Скурас. — Во всяком случае, на моей яхте и в моем доме. — Пауза. — А также поблизости от всего, что мне принадлежит. Я сказал, что если я еще раз его увижу, то мне захочется; оценить цвет кастильской крови. — Он внезапно рассмеялся. — Я должен перед вами извиниться. Не стоило портить вечер упоминанием о такой швали. Мистер Ханслет, мистер Петерсен, ваши стаканы пусты.
— Вы очень любезны, сэр Энтони. Мы очень мило побеседовали. — Неуклюжий и глупый Калверт был слишком ограничен. Он вообще ничего не понял. — Но сейчас нам лучше отправиться к себе. Сегодня довольно, неспокойно, и мы с Ханслетом хотели отвести «Файркрест» на ночь к берегу Гарвы. — Я поднялся, подошел к одному из окон и откинул одну из афганских — или чьих-то там еще — занавесок. Она была тяжелой, как театральный занавес. Неудивительно, что Скурасу нужны стабилизаторы для яхты при такой дополнительной тяжести. — Мы оставили навигационные огни и свет в каютах, чтобы увидеть, не отнесло ли яхту. Сегодня вечером нас уже изрядно…
— Уходите? Так скоро? — Голос был разочарованным. — Но разумеется, если у вас столько работы… — Скурас нажал на другую кнопку, и дверь в салоне открылась. Вошедший был маленького роста, с обветренным лицом. На его рукавах сияли две золотые полоски — капитан Блэк, командир «Шангри-Ла». Он сопровождал Скураса, когда мы бегло осматривали «Шангри-Ла». Нам показали и испорченный передатчик. Не было никакого сомнения, что он выведен из строя навсегда.
— Хэлло, капитан! Распорядитесь, пожалуйста, подготовить катер. Мистер Ханслет и мистер Петерсен хотят как можно быстрее вернуться на «Файркрест».
— Хорошо, сэр. Только боюсь, что быстро не получится, сэр Энтони.
— Не получится? — Старина Скурас умел хорошо изображать недовольство при полном его отсутствии.
— Опять барахлит. И по той же причине, — извиняющимся тоном сказал капитан Блэк.
— Чертовы распределители! — чертыхнулся Скурас. — Вы были правы, капитан, полностью. Это последний катер, на который я ставлю бензиновый мотор. Сообщите мне, когда сможете подать катер. И, кроме того, выставите матроса, который бы наблюдал за «Файркрестом». Мистер Петерсен опасается, что его может отнести течением.
— Можете не беспокоиться, сэр. — Я не понял, к кому обращены эти слова. — Все будет в полном порядке.
Он исчез. Скурас какое-то время пел гимны дизельным моторам и поносил работающие на бензине. Потом заставил меня и Ханслета еще выпить, игнорируя мои протесты, что это не такая уж хорошая подготовка к предстоящей ночи. Около девяти он снова нажал на кнопку, вмонтированную в подлокотник его кресла, и сразу автоматически открылись дверцы шкафа, обнажившие экран большого телевизора.
Дядюшка Артур не бросил меня на произвол судьбы. Диктор, передающий последние известия, как раз драматически описывал последнее сообщение, которое было получено с «Морей Роуз». В нем говорилось, что судно потеряло контроль и медленно погружается в воду где-то к югу от острова Скай. На рассвете начнутся поисковые акции, в которых будут участвовать морские и воздушные силы.
Скурас выключил телевизор.
— На море действительно развелось слишком много дураков, которых нельзя выпускать дальше мелкой речушки! Кстати, кто-нибудь помнит, что говорилось в последнем прогнозе погоды?
— В последних известиях для моряков в семнадцать часов пятьдесят минут предупредили, что со стороны Гебридов надвигается шторм. Ветер — восемь баллов, — спокойно сказала Шарлотта Скурас. — Ветер юго-западный.
— С каких это пор ты интересуешься сводками погоды? — поинтересовался Скурас. — И с каких пор ты слушаешь радио? Ах да, конечно, дорогая, совсем забыл: тебе ведь здесь нечем заняться! Так-так, сила восемь баллов и ветер юго-западный? Это означает, что яхта, идущая с Кайл-оф-Лохалша, движется навстречу шторму. Совсем с ума сошли! И у них есть передатчик — они ведь послали сообщение. Это еще раз доказывает, насколько они глупы. Сумасшедшие какие-то, независимо от того, выслушали они сводку или направились в море несмотря ни на что. Да, в море, как везде, полно глупцов.
— Может быть, как раз в этот момент эти глупцы погибают, а может, уже погибли, — заметила Шарлотта. Тени под ее карими глазами, казалось, стали еще темнее. Но в зрачках все еще горел огонь.
Секунд пять Скурас неподвижно смотрел на нее. И я почувствовал, что если он сейчас щелкнет пальцами, то этот щелчок прозвучит как пистолетный выстрел — настолько накаленной была атмосфера. Но он лишь со смехом отвернулся и сказал, обращаясь ко мне:
— Только взгляните на эту маленькую женщину, Петерсен! Настоящая мать! Только детей нет. Скажите, Петерсен, вы женаты?
Я улыбнулся в ответ, раздумывая, что сделать: выплеснуть виски ему в лицо или стукнуть чем-нибудь тяжелым. Но все-таки решил ничего не делать. Не говоря уже о том, что это лишь усугубило бы положение: я все-таки еще не совсем сошел с ума, чтобы добираться до «Файркреста» вплавь. Поэтому, продолжая улыбаться и чувствуя под курткой острие ножа, ответил:
— Боюсь, что нет, сэр Энтони.
— Боитесь, что нет? — Он рассмеялся сердечным дружеским смехом, именно таким, который я больше всего не выношу. — Вы уже не так молоды, мистер Петерсен, чтобы так наивно говорить. Итак?
— Мне тридцать восемь лет, и у меня еще не было возможности это сделать, — сказал я с улыбкой. — Это старая история, сэр Энтони. Тем женщинам, которые нравились мне, не нравился я, и наоборот. — Это не совсем соответствовало истине. С моей брачной жизнью покончил водитель «Бентли», когда не прошло и двух месяцев после моей женитьбы. По заключению врачей, до этого он влил в себя по меньшей мере бутылку виски. Это объясняло происхождение многих шрамов на левой стороне моего лица. В то время Дядюшка Артур вытащил меня из корабельной фирмы, и с тех пор ни одна мало-мальски образованная девушка не выражала желания стать моей дражайшей половиной. Точнее, не выразила бы, если бы узнала, на какого рода службе я нахожусь. Ко всему прочему, дело осложнял тот факт, что я никому не мог сказать этого заранее. Да и шрамы мешали.
— Вы мне не кажетесь глупцом, — улыбнулся Скурас, — если можно сказать такое, не оскорбив вас. — Сейчас это снова был старый богатый Скурас, который мог позволить себе роскошь оскорбить кого угодно. Его рот, похожий на застежку-молнию, немножко изменился во время следующей фразы и застыл в форме, которую я бы назвал скорбной улыбкой. — Но я, разумеется, шучу. Все это не так уж плохо. Человек может позволить себе пошутить, Шарлотта?
— Да? — Карие глаза миссис Скурас были насторожены.