Когда пробудились поля. Чинары моих воспоминаний. Рассказы
Шрифт:
От Белампалли до Паттипаду, от Паттипаду до Срипурама — по всей родной земле Рагху Рао гремел ликующий праздник жизни. Такого праздника здесь еще никто никогда не видел…
Рагху Рао вдруг почудилось, что в углах его темной камеры вспыхнули отблески праздничных огней, Казалось, свежее дыхание бури проникло сквозь тюремные стены и унесло с собой Рагху Рао в далекий Срипурам — словно уносит оно пену вскипающей морской волны. И Рагху Рао снова прошел свой путь из Паттипаду до Срипурама…
Вот оно, величественное шествие крестьян, растянувшееся от Паттипаду до Срипурама!
Вместе с процессией плывет сверкающий яркими красками закрытый паланкин; по бокам его развеваются пурпурные занавески. В нем несут документы, отнятые у помещиков: закладные на землю, закладные на жизнь и честь людей. В некоторых поместьях эти документы не пришлось даже отнимать: заминдары бежали, побросав свои разбойничьи гнезда, дома-крепости — оплот грабежа и насилия.
За нарядным закрытым паланкином несут два открытых. В одном из них — Рагху Рао, в другом — Нагешвар, к этому времени уже вышедший из тюрьмы и догнавший своего друга в деревне Паттипаду. Друзья хотели идти пешком вместе со всеми, но крестьяне усадили их в паланкины, как они ни сопротивлялись. За ними движется плотная толпа, в ней мелькают барабанщики, танцоры. Веселые голоса выкрикивают лозунги. Дети, старики, женщины, юноши, слепые, хромые, инвалиды — все вышли из своих домов. Во всей деревне ни одной двери не было на запоре — сегодня нет воров и преступников, сегодня все стали хозяевами земли!
Шествие остановилось у ворот усадьбы заминдара. Во двор внесли и опустили на землю закрытый паланкин с развевающимися пурпурными занавесками; женщины, загодя пришедшие сюда, устроили ему торжественную встречу. Они совершали в его честь обряд арти, разбрасывали цветы и мелкие монеты, славили его радостными гимнами…
Рагху Рао был заворожен этим зрелищем. Сколько раз пытался он представить себе, какой будет долгожданная революция в его деревне! В воображении Рагху Рао она принимала самые различные формы: вихря, сметающего все на своем пути, могучей народной армии, леса штыков, обагренных кровью врага… Но он никогда не думал, что революция может предстать перед ним в виде застенчивой невесты в закрытом паланкине с задернутыми занавесками, что ее встретят гимнами и в ее честь будут совершать обряд арти, а на ружьях воинов-крестьян будут алеть знаки их касты.
И Рагху Рао понял, что все его прежние представления о революции были неверными. Революция в Индии будет индийской по форме. Она будет неразрывно связана с индийской культурой, с индийской цивилизацией, с индийскими обычаями; она придет, овеянная ароматами индийской родины, под звуки песен индийского народа. Она будет отличаться от революций, происходящих за пределами Индии. Своеобразная, особенная, она будет говорить с нами на нашем родном языке, и мы скажем:
— Да, эта революция — наша!
Размышления Рагху Рао прервал старейший крестьянин деревни Нарайян: он дал ему в руки джариб, которым до сих пор распоряжался только патвари.
— Ну, сынок, — сказал Нарайян, — приступай! Дели землю!
Приняв из его рук джариб, Рагху Рао обратился к крестьянам:
— В таком деле не обойтись без патвари. Где же он, где достославный Рама Пунтулу?
Раздался
— Ведь он помещичий патвари. А среди них не найти тех, кто пошел бы с бедняками! Джариб в его руках работал на заминдара. Вместе с ним он и сбежал!
— А куда же девался деревенский жрец Шри Шиярам Шастри? — продолжал спрашивать Рагху Рао. — Можем ли мы справить сегодняшнее торжество без молений благочестивого старца?
Слушатели вновь разразились хохотом. За них ответил Нагешвар:
— Священнослужитель и приверженец лжи Шри Шиярам Шастри не преминул бы явиться сюда, если бы требовалось освятить власть заминдара. Но сегодня освящается власть крестьян!
В толпе раздались нетерпеливые голоса:
— Дели землю, Рагху Рао! Обойдемся без патвари и жреца! Хватит, заждались! Сотни лет ждали этого дня!
Рагху Рао поднял над головой джариб и сказал:
— Что ж, если так, бейте в барабаны, барабанщики! Трубите, трубачи! Началась новая жизнь для крестьян Срипурама!
Рагху Рао шел впереди. В такт его шагам мерно били барабаны. Радость людей была безгранична. Седобородые старцы плакали от счастья, Толпа запела хвалебный гимн. Сначала зазвенели высокие женские голоса, затем в общий хор вступили рокочущие басы мужчин — над полями Срипурама лилась многоголосая песня:
Сыны Андхры не знают
Ни трусости, ни малодушия.
Народ, для тебя наступил
День искуса, день испытанья.
Вставайте же, люди, смыкайте ряды!
Дорогу шествию Свободы!
Рагху Рао прижал ладони к влажным от слез глазам…
Если когда-нибудь он и был по-настоящему счастлив, то именно те пять дней — когда делили землю в Срипураме.
Не обходилось, конечно, без споров и недоразумений. Случалось, что крестьянин отказывался от надела, требуя другой приглянувшийся ему кусок земли. Иной раз ему хотелось получить больше, чем он был в состоянии обработать. Были и такие, кто пытался скрывать, что у них уже есть земля. Тогда на помощь приходили старики или члены панчаята, знавшие каждый клочок земли в своей деревне. В конце концов все споры разрешались мирно…
Тут Рагху Рао вспомнилось, сколько волнений он доставил тогда своему отцу. Он твердо решил, что нарежет ему землю в последнюю очередь, из того, что останется. Нельзя же иначе! Но Вирайя знать ничего не хотел. Он то и дело подбегал к Рагху Рао и, всхлипывая, как ребенок, нетерпеливо требовал свою долю. Рагху Рао молча улыбался и продолжал неторопливо и точно отмеривать участок за участком. Недоумевая, растерянный Вирайя жаловался крестьянам на равнодушие сына. К Рагху Рао подходили, уговаривали пожалеть отца, предлагали ему первому выбрать себе участок. Но Рагху Рао только улыбался. А когда Вирайя отчаялся и потерял всякую надежду на надел, ему дали наконец участок. Против воли Рагху Рао члены деревенского панчаята нарезали Вирайе столько земли, сколько он и не мечтал получить: на долю его самого, на долю Рагху Рао, будущей жены Рагху Рао и их будущих детей.