Когда пробудились поля. Чинары моих воспоминаний. Рассказы
Шрифт:
Вирайя выбежал на середину своего поля, поднял кусок жирной, красной земли, подбросил его высоко в воздух и закричал, приплясывая от радости:
— Моя земля! Моя!
Потом бросился к сыну, обнял его и заплакал.
На пятый день раздел был закончен, и землей стали владеть те, кто на ней трудился. Рагху Рао решил отдохнуть, побродить в окрестностях Срипурама. Близился вечер. Пальмовые рощи наполнились птичьим гомоном. Подхваченные порывом ветра, кружились в воздухе увядшие, сухие листья и с тихим шелестом ложились на траву. Рагху Рао шел не торопясь, погруженный в свои мысли. Деревня осталась позади. Казалось, ноги сами несли его к реке.
Догорали последние лучи
И Рагху Рао мысленно обратился к ней:
— Чандри! Где ты теперь? На берегу какой реки, у чьего шатра ты сидишь и кого поджидаешь? По-прежнему ли одна или встретила человека, который пришелся тебе по сердцу?
И вдруг Рагху Рао понял, что всю жизнь он будет ждать Чандри, никогда не удастся ему вытеснить из памяти ее образ. Неутоленную любовь всегда труднее забыть. Чувство Рагху Рао к Чандри нельзя было назвать возвышенной, необыкновенной, всепоглощающей страстью, ради которой идешь на смерть. Но разве не бывает так, что человек через всю свою жизнь проносит одну-единственную любовь; и где бы он ни был, что бы ни делал, за работой или на отдыхе, во сне или наяву, в шумной толпе или за тихой беседой — перед глазами его неотступно стоит все тот же знакомый образ. И не глядя он видит его, и не думая устремляет к нему свои помыслы. На смертном одре встает перед ним все тот же образ.
Если раньше Рагху Рао считал, что расстался с Чандри навсегда, что любовь к родной земле полностью вытеснила из его сердца любовь к женщине, то в эту минуту ему стало ясно: одно чувство не убило другое. Они очень различные, но могут жить в сердце рядом. И оттого, что на берегу Бхогавати не было теперь шатра Чандри, уныние и скорбь охватили Рагху Рао. Как быть ему дальше? Можно разделить землю, а любовь — разве ее разрежешь на части? Землю можно отмерить, но как найти меру для любви?
Рагху Рао покинул плачущую Чандри, но он был молод и не знал жизни. Его ослепил гнев, и он не подумал о том, как печально может сложиться судьба девушки. Люди ее племени — изгои: не было у них ни земли, ни имущества, ни крова. Они находились в полной зависимости от господ, и жилось им хуже, чем скоту! Он оскорбил ее, назвал распутной. Не понял ее… А ведь, может, его Чандри была лучше, чище, чем он, Рагху Рао!
Правильно поступили его товарищи, выделив землю койя и ломбару — самым забитым и отсталым племенам, бездомным лесным бродягам. Должно быть, товарищи знали, сколько слез пролили Чандри и ее подруги. Конечно, они знали, что человек, как правило, привязан к родной земле. Как старшая сестра, она помогает ему, вскармливает, лелеет. Когда у всех чандри будет своя земля, они ни перед кем больше не склонят голову.
Быть может, Рагху Рао никогда больше не встретит Чандри, никогда не увидит ее. Быть может, ему не придется строить для нее дом, ласкать детей, которых она родит. Быть может, ему не суждено насладиться жизнью, нежной, как шелк, к которому он прикоснулся в детстве на ярмарке. Теперь Рагху Рао был твердо уверен в одном — установленные в его деревне новые порядки настолько справедливы, что их благотворное влияние скажется на всех сторонах жизни и девушкам из племени ломбару или койя уж не придется оплакивать на берегу Бхогавати свою поруганную честь.
Мысль эта принесла облегчение Рагху Рао, и, хотя тоска по Чандри и тревога
Любовь к Чандри — это его, Рагху Рао, личное, а вопрос о том, как поступить с усадьбой заминдара, касался всей деревни. Заминдар бежал, поместье опустело. Впервые крестьяне получили доступ в дом Джаганнатха Редди. Раньше они видели только высокие ворота, мощеный двор, куда их вызывали, чтобы взыскать налоги и феодальные поборы или дать наряд на работу; здесь над ними чинили суд и расправу, лишали земли, били. Мало кого из крестьян пускали на порог приемной заминдара; правда, иным несчастным женщинам пришлось, подобно Чандри, побывать в его покоях. Но ни один из жителей деревни не мог с уверенностью сказать, что происходит за высокой оградой, в большом доме, на крытых верандах и внутренних двориках, в комнатах, где полы выложены мраморными плитами, а потолок подпирают стройные колонны.
В первые дни, пока шел раздел земли, никто не вспоминал о злосчастной усадьбе, но, когда с разделом покончили, крестьяне, их жены и, опережая всех, детвора отправились в дом заминдара. Они внимательно осмотрели его внутри и снаружи, ребятишки с веселыми криками бегали вокруг колонн, ложились на мраморный пол, громко хлопали в ладоши в просторных залах с высокими потолками и радостно смеялись, услышав звучные раскаты эхо. Даже старики осматривали усадьбу с таким искренним интересом и удивлением, словно попали в музей. Усадьба же заминдара не представляла собой ничего особенного — в таких домах жили многие помещики Андхры. Каждый кирпич, уложенный в их стенах, был замешан на крестьянской крови.
Женщины сразу придумали, как поступить с усадьбой: отдать женскую половину дома «Истри сабха»![2] В часы досуга они будут собираться здесь за рукоделием.
Приемной заминдара распорядились члены деревенского панчаята — пусть в этой прохладной комнате проходят их собрания. Раньше они сходились под открытым небом — на замощенном пригорке, посреди деревни, где солнце так жгло, где таким зноем отдавало от пылающих камней, что трудно было что-либо решать толком.
А в заминдаровых закромах будет храниться зерно, принадлежащее крестьянам.
— В просторной светлой комнате, спальне заминдара, надо открыть новую школу для деревенских ребятишек, — предложил Рагху Рао.
— Кто же будет учить детей? — спросила старая Пунамма.
Ответить на этот вопрос оказалось нелегко. Кроме школьного учителя, образованными людьми в деревне считались заминдар и его приближенные — полицейский, патель, патвари, жрец. После их бегства в Срипураме не осталось ни одного грамотного человека. Заминдар утверждал, что образование приносит только вред крестьянам: в головах рождаются опасные мысли, которые толкают людей к революции, к бунту. Стоит крестьянину, который прежде покорно, как буйвол, ходил по кругу, приводя в движение маслобойку, научиться читать, и он вообразит себя человеком. А заминдару нужен рабочий скот.
— Пригласим учителя из Хайдарабада! — сказал Рагху Рао.
— А как быть до его приезда? — встревожилась старая Пунамма.
— Пока я сам буду учить детей!
Пунамма просияла. Она одобрительно закивала головой.
— Ты-то чему радуешься, матушка? — удивился Рагху Рао. — Ведь у тебя нет ни сына, ни дочери. Зачем тебе школа?
— Я сама хочу учиться! — ответила старуха.
Рагху Рао поднялся с холодного каменного пола, выпрямился, расправил плечи, потом, опустив голову, медленно зашагал по камере. Воспоминания о дальнейших событиях наполнили его душу щемящей тревогой.