Когда пробуждаются вулканы
Шрифт:
— Боюсь за Бориса, — сказала Варя. — Он какой-то странный… Никогда не видела его таким.
— Я вообще не пойму, как он попал в летчики, — Данила бросил окурок в костер и посмотрел на Варю. — Не надо расстраиваться. Возле вулканов нельзя быть слабой и сентиментальной.
— Что же теперь делать? — спросила она.
— Пойду искать. Вы оставайтесь в лагере, никуда не отлучайтесь. Все будет хорошо.
Данила хотел сказать: «Вы же храбрая девушка», — но, встретившись с ее заплаканными глазами, понял, что ничего не надо говорить. Она сунула ему в карман несколько кусков сахару и баранки.
— Оставьте себе.
— Тут еще есть, — солгала она и покраснела. — Я жаркое себе приготовлю. Подстрелю куропатку.
Он вытащил баранки из кармана. Пять штук. Две положил обратно, три молча вернул Варе.
— Лыжи бы сейчас! — вздохнул он и широкими шагами пошел из лагеря; возле каньона оглянулся и приветственно поднял руку.
— Буду ждать! — крикнула ему вслед Варя.
Глава пятая
В ЛИМРЫ ПРИЕЗЖАЕТ ПОЛКОВНИК РОМАНОВ
Овчарук видел какой-то нелепый сон. Он хотел освободиться от него, поэтому приподнялся на локтях и сел. В шалаше пахло хвоей, разопревшей от горячей земли. Часы на руке показывали пять. Вставать еще рано, но и уснуть уже не удастся. Овчарук вылез из шалаша. На небе холодно мерцали звезды. В костре дотлевали головешки. Журналист, разминая тело, потоптался на снегу и принялся разжигать костер. Огонь ярко вспыхнул, звезды погасли, и небо черным куполом опустилось над костром. Искры летели под его свод и, не успев погаснуть, падали вниз золотым дождем. Овчарук поставил на огонь банку с водой. И тут только вспомнил о летчике. «Может, спит», — подумал он и, приподняв полог, заглянул в шалаш. Но там летчика не было.
— Борис, — тихо окликнул он и прислушался — не скрипит ли где снег под ногами. Но кругом — ни звука. — Вот еще малохольный! Шляется черт знает где!
Светало. Овчарук два раза сходил за дровами. Летчик не появлялся.
— Борис! — крикнул он, всматриваясь в затянутую мглой долину. Вдруг ему показалось, что он видит фигуру человека.
— Борис! — позвал он громче.
Никто не отозвался. Овчарук подошел к шалашу, чтобы разбудить Данилу, но передумал: «Пусть поспит еще с полчасика, день предстоит тяжелый», — и отправился на поиски один.
Светлело быстро. Вершина сопки подрумянилась — всходило солнце.
Овчарук легко отыскал нужный след: Борис шел как-то неуверенно, часто останавливался, возле кустов стланика долго стоял, сбивая с зеленых ветвей снежные рукавички и как бы раздумывая — идти дальше или повернуть назад. Но вот раздумье кончилось, и летчик повернул в гору.
— Не уйдешь, голубчик, — бормотал Овчарук. — Ну уж если догоню, разделаю, как Сидорову козу.
Склон сопки плавно поднимался вверх. Белый снег лежал ровным слоем. Нигде не заметно было ни одного темного пятнышка. Тонкая цепочка следов шла в направлении перевала. Видимо, летчик решил добраться до «Зари» в одиночку. Овчарук, увлеченный погоней, остановился, когда уже был высоко в горах.
— Ах, как неважно получилось, — покачал он головой, присаживаясь на плоский камень.
Камень был чуть теплый; это можно встретить в горах, где чист и прозрачен воздух и много солнца.
Молчание. За синими зубчатыми гребнями гор, казалось, лежат неведомые дали. И туда, в эти дали, спешат облака. Они то обгоняют друг друга, то сбиваются в плотное стадо и плывут дальше, поминутно меняя очертания.
Овчарук любил беспокойную работу журналиста и еще любил горы. Жадный до наблюдений, он никогда не пресыщался созерцанием величавых горных пейзажей. И небо, и земля, и воздух — все здесь ему казалось иным, лучше, чем в городе. Он не смог бы объяснить — почему, но чувствовал, как горы вливают в его душу спокойствие, снимают житейские заботы, рождают большие мечты. С гор он всегда возвращался отощавший, но веселый и еще более хваткий на работу.
Он все еще сидел на камне, когда раздался оглушительный взрыв. Овчарук ждал появления фонтана дыма и огня над вулканом Тигла, который хорошо был виден за небольшой грядой, и приготовился к съемке, но фонтана не было. Дым тяжелыми черно-желтыми клубами устремился по склонам.
Со стороны вулкана подул ветер. Овчарук поднялся с камня, обеспокоенно осмотрелся и пошел дальше. Давал себя знать голод. Пошарив в кармане, он нашел плитку шоколада. Все свои свертки он отдал Варе, а шоколад отложил, как запас. Вот и пригодился. Отломив третью часть плитки, неторопливо съел, откусывая маленькими кусочками.
Следы привели на гребень гряды; за ней небольшая седловина — и Тигла. Дымные облака сползали с вулкана, заполнив распадок. Нечего было и думать спуститься туда. И шагу не сделаешь, как задохнешься в сернистых облаках.
Вдруг внимание Овчарука привлекла фигура человека, которая, как привидение, выскочила из дыма. Человек шатался и еле двигался. Овчарук вскочил и побежал навстречу. Человек упал. Борис! Он был смертельно бледен, хрипел и задыхался.
Что может быть ужаснее сознания, что ты не можешь помочь человеку! Овчарук испробовал все, что мог: делал искусственное дыхание, заставлял глотать снег, но все было напрасно.
Проходили минуты, не принося облегчения. Взвалив летчика на спину, он пустился в путь вдоль скалистого гребня, туда, где его не могли настигнуть газы, относимые ветром от вулкана.
Небо было таким же голубым, как и раньше; медленно и важно плыли по нему белые облака. Нестерпимо сверкало солнце.
— Вечером прилетят два вертолета, — сказал Соколов, отодвигая радиограмму.
Колбин ходил по кабинету. Во рту у него торчала потухшая трубка. План исследований, так тщательно разработанный в Москве, все еще был далек от осуществления. Домик на вулкане не построен, и пока не будут найдены люди, к Соколову не подступиться с этим делом. Замедляя шаг, Колбин подошел к начальнику вулканологической станции.
— Когда же все-таки перебазируемся на вулкан?
Соколов поднял на Колбина серые глаза.
— Малагин запрашивает, что ему делать, — заметил он.
— Александр Федорович, — как можно спокойнее сказал Колбин, — вулканом Синим мы займемся, как только он проснется. А сейчас ни я, ни Романов без санкции Москвы не можем изменить план работы экспедиции.
— Сегодня же напишу Баскакову.
— Он напишет! — воскликнул Колбин. — Ах ты, боже мой. Лучше, пока не поздно, пусть ваш Малагин переносит село на безопасное место. Вот все, что я могу посоветовать.