Когда рассеется туман
Шрифт:
— Благослови ее бог, — мои глаза наполнились слезами благодарности. — И тебя, Альфред. За то, что заглядываешь к маме. Я знаю, она рада, даже если и не говорит об этом.
Он пожал плечами и прямо ответил:
— Я делаю это не ради благодарности твоей мамы. Я делаю это ради тебя, Грейси.
Душу залила теплая волна счастья. Я прижала руки в перчатках к потеплевшим щекам и смущенно спросила:
— А как все остальные? Там, в Саффроне?
Альфред помолчал, будто обдумывая ответ.
— Да все по-старому. Во всяком случае, под лестницей. Наверху — другое дело.
— Мистер Фредерик? Нэнси писала,
Альфред покачал головой.
— С тех пор, как вы уехали, ходит мрачнее тучи. Может, это он по тебе сохнет, Грейси? — поддразнил меня Альфред, и я против желания улыбнулась.
— Он тоскует по Ханне.
— Не знаю, не признается.
— И она такая же. — И я рассказала Альфреду о неоконченных письмах. — Черновик за черновиком, и ни одного не отослала.
Он свистнул.
— А еще говорят: нам надо учиться у наших господ. Спроси меня — так я думаю, им самим есть чему у нас поучиться.
Я шагала рядом с ним, раздумывая о странностях мистера Фредерика.
— А тебе не кажется, что если они с Ханной наладят отношения…
Альфред пожал плечами.
— Не думаю, что все так просто. Нет, конечно, он скучает без нее. Тут все понятно. Но дело не только в этом.
Я вопросительно посмотрела на него.
— С тех пор, как ему пришлось продать завод, он чувствует себя ненужным. Все время бродит по имению. Берет ружье — заявляет, что кругом браконьеры, — и ходит, ходит… А Дадли говорит — нет никаких браконьеров, все он выдумывает. Я его понимаю — трудно человеку без дела.
— А Эммелин хоть как-то помогает?
— Маленькая мисс? — Альфред в который раз пожал плечами. — Та еще выросла штучка. Командует в доме, как хочет, а хозяину сейчас все равно. Он вообще ее почти не замечает. — Альфред пнул камешек и проследил, как он поскакал по тротуару и свалился в люк. — Нет, это уже не тот дом, Грейс. Особенно с тех пор, как ты уехала.
Не успела я обрадоваться его последним словам, как Альфред воскликнул:
— А, кстати! — Он залез в карман. — Ты никогда не угадаешь, кого я только что видел. Вот сейчас, когда тебя дожидался.
— Кого?
— Мисс Старлинг. Люси Старлинг. Помнишь, она была секретаршей у мистера Фредерика?
Мгновенный укол ревности. Он зовет ее по имени. Люси. Скользкое, шелковое имя.
— Мисс Старлинг? Здесь, в Лондоне?
— Да, она сказала, что переехала сюда. В квартиру на Хартли-стрит, как раз за углом.
— А что она здесь делает?
— Работает. Когда развалился завод мистера Фредерика, ей пришлось искать новую службу. А в Лондоне гораздо больше возможностей. — Альфред протянул мне листок бумаги. Белый, теплый, с загнутым от лежания в кармане уголком. — Я записал для тебя ее адрес. — Он посмотрел на меня и улыбнулся. Я почувствовала, что опять краснею. — Мне будет спокойней, если я буду знать, что у тебя в Лондоне есть хоть один друг.
У меня кружится голова. Мысли плывут. Туда и обратно, взад-вперед по волнам прошлого.
Павильон. Может, Сильвия там. Чай там точно есть — дамы из женского комитета наверняка обосновались в кухне и следят, чтобы никто не ушел без кекса, булочки и стакана жидкого чая с пластмассовой палочкой вместо ложки. Я направляюсь к невысокому бетонному порожку. Иду довольно уверенно.
А вот на крыльцо ступаю неудачно — промахиваюсь, нога стукается о край ступени. Я спотыкаюсь, и кто-то подхватывает меня под локоть. Молодой парень — темнокожий, с зелеными волосами и серьгой в носу.
— Что случилось? — заботливо спрашивает он.
Я не могу отвести глаз от кольца в ноздре, слова куда-то потерялись.
— Да вы побелели, как полотно! Вы здесь одна? Может, позвать кого-нибудь?
— Вот вы где!
Женщина. Смутно знакомая.
— Ушли неизвестно куда! Я уж думала — вы потерялись! Она кудахчет, как наседка, уперла кулаки в поясницу — даже выше — и кажется, будто машет кургузыми крыльями.
— Я наткнулся на нее на крыльце, — объясняет волосатик. — Чуть не упала.
— Как вам не стыдно, безобразница вы эдакая? — не унимается Сильвия. — Я и отошла-то всего на минутку! Если не бросите такие штучки, вы меня в могилу вгоните! О чем вы только думаете!
Я прошу ее не кричать. Пытаюсь вспомнить, за чем я шла. Не помню. Мне что-то было нужно. Очень нужно.
— Пойдемте, — говорит Сильвия, двумя руками уводя меня от крыльца. — Энтони вас заждался.
Палатка большая и белая, одно полотнище откинуто для всех желающих. Над входом большой разноцветный плакат — «Историческое общество Саффрон-Грин». Сильвия заводит меня внутрь. Там жарко и пахнет свежескошенной травой. К потолку подвешена люминесцентная лампа, она жужжит и заливает бледным, больничным светом все те же белые пластмассовые стулья.
— Вот он, — шепчет Сильвия, указывая на человека, такого непримечательного, что он кажется смутно знакомым. Русые с проседью волосы, такие же усы, красные щеки. Он озабоченно говорит с пожилой женщиной в строгом костюме. Сильвия наклоняется к моему уху и шепчет:
— Говорила же я, что он очень даже ничего, правда?
Жарко, ноги болят. Я раздраженно бурчу:
— Мне нужно срочно выпить чаю.
Сильвия с удивлением взглядывает на меня.
— Конечно, радость моя. Я принесу вам чай, и еще у меня для вас сюрприз. Садитесь-ка вот сюда.
Она усаживает меня около обтянутого мешковиной стенда с фотографиями и исчезает.
Фотография — жестокое искусство. Оно выдергивает из прошлого и тащит в будущее отдельные моменты, моменты, которые должны были уйти в никуда вместе со своим временем, остаться в воспоминаниях, просвечивать сквозь дымку новых событий. Фото заставляет нас видеть людей такими, какими они были до того как их согнуло время, прежде чем они нашли свой конец.
С первого взгляда снимки сливаются в длинный ряд белых лиц и юбок в море желтоватой сепии, но потом память выделяет одни и задвигает другие. Вот летний домик, который Тедди выстроил по своему собственному проекту, когда в тысяча девятьсот двадцать четвертом поселился в Ривертоне. Судя по всему, фото сделано именно тогда. Тедди стоит около недостроенной лестницы, облокотившись на белоснежную мраморную колонну. На траве разложен коврик для пикника. На нем, бок о бок, Ханна и Эммелин. Отстраненно смотрят в никуда. Ближе всех, изящно изогнувшись, стоит Дебора. Темные волосы падают на глаза, в руке сигарета. От дыма фотография словно затуманилась. Мне все кажется, что за ним прячется пятая фигура. Нет, конечно. Робби никогда не фотографировался в Ривертоне. Он и приезжал-то туда всего два раза.