Когда рассеется туман
Шрифт:
«Мы». Волшебное слово. Ну, разумеется, я иду. Ханне нужна моя помощь! А к Альфреду я вполне успею.
Он режиссер, француз и вдвое старше Эммелин. И самое ужасное — он женат. Все это Ханна рассказывает мне по дороге. Мы едем в северную часть города, на студию. Сыщик написал, что Эммелин надо искать именно там.
Подъезжаем. Ханна тормозит, и некоторое время мы обе молча смотрим в окно. Ни она, ни я никогда не были в этой части Лондона. Узенькие, низкие домики из закопченного кирпича. Люди на улице
Мы находим нужный дом, Ханна стучит в дверь. Ей открывает светловолосая женщина в бигуди и шелковом халате, светло-кремовом и очень грязном.
— Доброе утро, — здоровается Ханна. — Меня зовут Ханна Лакстон. Миссис Ханна Лакстон.
Женщина переступает с ноги на ногу, так что из-под полы халата показывается коленка. Таращит глаза.
— Привет, милочка, — говорит она с акцентом, напоминающим акцент Деборы. — Чего хотите? На пробы, что ли?
Ханна оторопело моргает.
— Нет. Я насчет сестры. Эммелин. Женщина хмурится.
— Чуть ниже меня, — описывает Ханна. — Блондинка с голубыми глазами. — Она достает из сумочки фотографию и протягивает ее женщине.
— А-а-а! — узнает та. — Ну да, малютка Бэби!
Ханна с облегчением вздыхает.
— Она тут? С ней все в порядке?
— Ну конечно.
— Слава богу. В таком случае мне нужно ее видеть.
— Прости, лапочка, но сейчас никак невозможно. Бэби как раз на съемке.
— На съемке?
— Сейчас ровно середина сцены, а Филипп жутко ругается, когда ему мешают. — Женщина снова переминается с ноги на ногу, левую коленку сменяет правая. — Хотите, можете подождать внутри. — Она машет головой, показывая, чтобы мы проходили в комнату.
Ханна глядит на меня, я беспомощно пожимаю плечами, и вслед за женщиной мы заходим в дом.
Идем через холл, вверх по лестнице в небольшую комнату с двуспальной кроватью. Шторы закрыты так плотно, что сюда совсем не проникает дневной свет. Зато горят сразу три лампы под красными шелковыми абажурами.
У стены стул, на нем вещи Эммелин. На тумбочке у кровати — курительные принадлежности.
— Ох, Эммелин… — только и говорит Ханна.
— Может, стакан воды, мэм? — предлагаю я. Она машинально кивает.
Мне совсем не хочется снова спускаться вниз на поиски кухни. Женщина, что привела нас сюда, куда-то исчезла, а ведь мало ли что может скрываться за закрытыми дверями. Вместо кухни я нахожу крохотную ванную. Там валяются щетки для волос и помада, пудра и накладные ресницы. Единственная емкость — тяжелая кружка с грязными полосами на стенках. Я пытаюсь отмыть ее, но грязь не сходит. Возвращаюсь к Ханне с пустыми руками.
— Простите, мэм…
Она гладит на меня, делает глубокий вдох и говорит:
— Не хочу пугать тебя, Грейс, но по-моему, Эммелин живет с мужчиной.
— Да, мэм, — соглашаюсь я, стараясь скрыть свой собственный ужас, чтобы не ранить ее еще больше. — Похоже на то.
Дверь распахивается, мы поворачиваемся. У входа в комнату стоит Эммелин. Я цепенею. Ее светлые волосы завиты, заколоты на макушке и спадают на щеки, огромные черные ресницы делают глаза еще выразительней. Губы накрашены ярко-красной помадой, на Эммелин шелковый халат, как у той женщины, внизу. Она должна выглядеть взрослее, а выгладит почему-то младше. Все дело в выражении лица, догадываюсь я, она потрясена: никак не поймет, откуда мы взялись.
— Что вы здесь делаете? — спрашивает Эммелин.
— Слава богу, — облегченно выдыхает Ханна, бросаясь к сестре.
— Да что вы здесь делаете? — допытывается Эммелин. Она приходит в себя и надевает привычную гримасу: прищуривает раскрытые глаза, презрительно поджимает губы.
— Пришли за тобой, — просто говорит Ханна. — Ну-ка, одевайся и идем.
Эммелин медленно подходит к туалетному столику и садится на стул. Вытряхивает из мятой пачки сигарету, прикуривает, затягивается. Выдохнув облачко дыма, объявляет:
— Никуда я не пойду. Ты меня не заставишь. Ханна хватает сестру и рывком ставит ее на ноги.
— И ты пойдешь, и я заставлю. Мы едем домой.
— Я уже дома, — стряхивая руки Ханны, заявляет Эммелин. — Я актриса. И совсем скоро стану звездой. Филипп говорит — у меня все данные.
— Еще бы ему не говорить, — соглашается Ханна. — Грейс, собери вещи Эммелин, пока я помогу ей одеться.
Ханна распахивает на сестре халат, и мы обе ахаем. Под ним почти прозрачное неглиже. Сквозь черные кружева просвечивают розовые соски.
— Эммелин! — вскрикивает Ханна, а я торопливо ныряю в чемодан. — Что это за фильмы такие?
— Про любовь, — отвечает Эммелин, снова запахивая халат и спокойно докуривая.
Ханна закрывает руками рот и смотрит на меня голубыми глазами. В ее взгляде — ужас, злость, беспокойство. Все хуже, чем мы думали. Мы обе лишились дара речи. Я беру одно из платьев, Ханна передает его Эммелин.
— Одевайся, — говорит она. — Хотя бы оденься.
С лестницы слышится какой-то шум, тяжелые шаги, и внезапно в дверях появляется мужчина: низкорослый, усатый тип — крепкий, смуглый и на редкость самоуверенный. Он похож на раскормленную блестящую ящерицу — на нем бронзовато-золотой жилет, очень подходящий под роскошную обстановку дома. В красных губах зажата сигара.
— Филипп! — радостно восклицает Эммелин, вырываясь из рук Ханны.
— Что случилось? — с сильным французским акцентом спрашивает Филипп. Сигара совсем не мешает ему говорить. — Зачем вы пришли? — собственническим жестом он берет Эммелин за руку.
— Забрать ее домой, — отвечает Ханна.
— А кто вы такая? — Филипп с головы до ног мерит ее взглядом.
— Сестра.
Филиппу явно по душе происходящее. Он садится на кровать, притягивает к себе Эммелин и не сводит с Ханны глаз.