Когда рушится мир
Шрифт:
– Да, мне нехорошо, доченька. Рот сохнет, нужно укол сделать, - мать с трудом поднялась по лестнице и ушла в спальню.
Хельга решительно встала и пошла одеваться. Нужно надеть что-то неброское. Вот это? Нет! Это уже немодно. Вот это платьице? Да, хороший выбор! Платье из плотной голубой ткани было идеальным для выхода в люди. Она нечасто ходила вот так, запросто, папа не дозволял. Ее обычно возил Арни. Хотя, какой он теперь Арни? Грязный предатель, вот он кто! Бросить их с мамой в такой момент! А они его считали практически членом семьи!
В их квартале все было, почти как обычно. Да и почему должно было быть по-другому? В каждом доме жила одна семья, лишь кое-где первые этажи были заняты дорогими магазинами. А вот дальше все было непривычно и странно. Город бурлил, кричал и толкался. Сплетни и слухи, один дурнее другого перекатывались по толпе, и возвращались назад, будучи переиначенными и перевернутыми до неузнаваемости. Около продуктовых магазинов стояли толпы людей, но почти все они были закрыты ставнями. С аптеками было то же самое. Хельга ходила по улицам почти час, ощущая гнетущую атмосферу, что висела над столицей небогатой, но некогда спокойной и уютной страны. Ей стало страшно. Надо идти домой, там мама!
Она забежала в прихожую, и закрыла дверь на замок. Кинув плащ на кресло, она легко забежала наверх, и зашла в комнату матери. Той явно не было лучше.
– Мама, ты что, не сделала укол? – недоуменно спросила Хельга.
– Я сделала, доченька, - как-то виновато сказала мама, - но только половину дозы. Ведь если я уколю, сколько положено, уже завтра инсулин закончится. И давление поднимается что-то. Я еще полежу, может, станет получше.
Они перекусили кое-как, ведь мама была на жесткой диете, а Хельга есть вообще не хотела. Они легли вместе на одну постель и так пролежали до утра, обнявшись. Они так и не могли поверить, что папы больше нет.
***
3 день Катастрофы.
– Мама, мама, - рыдала Хельга.
Мать лежала на постели, с которой она так и не встала за эти дни. Она была без сознания, и тяжело дышала, со свистом втягивая в себя воздух. На выдохе отчетливо пахло ацетоном, и Хельга прекрасно знала, что это значит. Диабетическая кома, она уже видела такое. Маме нужен инсулин, а его нет. Нигде нет! Ни за какие деньги нет! Его тут не производят, а все границы закрыты. Это конец! Мама умирает!
За эти дни Хельга, казалось, уже разучилась плакать, ведь она выплакала столько, что можно было наполнить ванну. Но тут слезы вновь полились рекой, и она ничего не могла с этим поделать. Еды в доме практически не было. Сегодня утром Грета украла все до крошки и сбежала, бросив их одних. И тогда мама, узнав об этом, снова потеряла сознание. По всей видимости, уже навсегда. Без инсулина из комы ей не выйти, смерть лишь вопрос времени. И Хельга спустилась вниз, чтобы набрать воды, которая еще была в резервной емкости котельной. Она даст маме воды, может быть, тогда ей станет чуть легче.
Спустившись вниз, Хельга остолбенела. На кресле в гостиной сидел Арнульф, заросший
– Что ты тут делаешь? – сказала Хельга дрогнувшим голосом. – Убирайся отсюда!
– А если не уберусь? – лениво спросил Арнульф. Он был уже пьян. – Ну, что ты сделаешь, принцесска? А? Ничего? Вот и заткнись!
– Что тебе тут нужно? – спросила Хельга. Сердце колотилось, как сумасшедшее и хотело выпрыгнуть из груди. Ей стало по-настоящему страшно.
– За получкой пришел. Вы же мне не заплатили за прошлый месяц.
– Ты папину машину украл, забыл? – с ноткой презрения спросила Хельга.
– Забирай, вон она стоит, бензина все равно нигде нет, - небрежно бросил Арнульф. – Детей высадил у границы, а сам вернулся. Бронеходы расстреливают всех, кто хочет нашу благословенную страну покинуть. А все из-за короля и папаши твоего.
– Не смей! – взвизгнула Хельга. – Не смей моего отца вспоминать. Ты – предатель! Мы к тебе так относились! Как к родному!
– Как к родному? – усмехнулся Арнульф. – Как моих детей зовут, а?
Хельга смутилась. Она, конечно же, знала, что у их водителя есть дети, но ни как их зовут, ни даже, сколько их, он не имела ни малейшего представления. Ее этот вопрос никогда не интересовал, ведь это же прислуга.
– Не знаешь? – удовлетворенно спросил Арнульф. – А то, что у меня мать лежачая, знаешь? Ногу в том году сломала, а на операцию денег нет. Знаешь, что папаша твой мне сказал, когда я денег у него попросил? Он сказал, чтобы я в благотворительную организацию обратился. Там, мол, неимущим помогают. Я на вас, суки, двадцать лет горбатился, а вы меня за мебель держали.
Хельга растерянно моргала глазами, ей было невыносимо стыдно. Она, в общем-то, была неплохой девчонкой, но чужие проблемы до нее никогда не доходили, а ее собственные успешно решал папа. Но вот сейчас папы нет, брат пропал, а мама при смерти. И на нее с усмешкой смотрит здоровый пьяный мужик, которого она знала с рождения, но как оказалось, не знала совсем.
– Ну, что глазами хлопаешь, кукла фарфоровая? Не знаешь, что сказать? – зло сказал Арнульф.
– Я не знала, - промямлила Хельга. – Если бы ты сказал мне, я бы попросила папу… Уверена, он бы мне не отказал…
– Да не мели чушь! – Арни глотнул из бутылки обжигающий напиток. – Он меня за такое сразу бы вышиб на улицу. Ненавижу вас всех, всю вашу поганую, зажравшуюся семейку. Закончилось ваше время, и деньги ваши ничего не стоят! Вот ты мне сейчас и ответишь за все!
– Я? – испуганно спросила Хельга. – Прошу, не делай мне ничего! У меня мама при смерти, у нее инсулин закончился…Не надо!
– Хельга лепетала и с ужасом смотрела, как пьяный в дым Арнульф встал и пошел к ней.
– На колени! – хлестнул ее голос.