Когда рыдают девы
Шрифт:
– «То были дни, когда люди в открытую говорили, что Христос спит, а святые рыдают», – негромко процитировал виконт средневекового летописца.
Уинтроп кивнул.
– В конце концов папа римский смягчился. Эдикт об отлучении от церкви был отменен, и храмовникам разрешили предать тело земле. Вы и поныне можете видеть скульптурное изображение де Мандевиля на полу Темпла.
– Удивительно, – отметил Девлин, – если на самом деле барон не был членом ордена.
– Да, необычно.
– А предание, будто его сокровища лежат на дне этого колодца?
Уинтроп помолчал, созерцая глинистую яму, в которую теперь превратился источник.
– Истории о несметных богатствах часто связывают со священными местами. Память о важности такого места может сохраняться длительное время после того, как истинная природа его значимости уже забыта. Тогда живущие в более позднее время из-за своего невежества и жадности воображают, будто там скрыты земные сокровища.
– По-вашему, именно так здесь все и произошло?
– К сожалению, нет способа доподлинно выяснить это, не правда ли? Но связь Камелота, тамплиеров и преданий о затерянных кладах определенно является интригующей.
– Интригующей? – переспросил Себастьян. – Или смертоносной?
У сэра Стэнли сделался встревоженный вид:
– Возможно, и той, и другой одновременно.
Леди Девлин провела остаток утра, разбирая стопки книг и бумаг, выискивая какое-то – хоть какое-нибудь – объяснение смерти своей подруги.
Она не могла отделаться от интуитивной уверенности, будто ключ к убийству Габриель находится здесь, в груде заметок и переводов, над которыми работала погибшая. Но интересы исследовательницы были настолько обширны – от малоизученного докельтского периода до эпохи римлян, а затем до темных времен, выпавших на долю Британии после распада империи, – что разобраться в ее трудах было невероятно сложно.
И вот, когда Геро изучала пометки подруги на переводе «Леди Шалотт», из записной книжки на пол выскользнул лист бумаги. Наклонившись, чтобы поднять его, виконтесса уставилась на записанное от руки стихотворение:
Велишь заплакать, - я навзрыд
Заплачу… И, слепой,
Слезами сердца, что болит,
Поплачу над тобой.
Велишь – в отчаянье впаду,
Где холмик твой сырой
И кипарис… Вели! – сойду
Во тьму вслед за тобой.
Ты – жизнь моя, любовь моя…
И сердцем, и душой, –
Живым ли, мёртвым буду я, –
Но навсегда – с тобой! [21]
21
Перевод Сергея Шестакова.
Геро откинулась на спинку кресла, сжимая в руке листочек, и шумно выдохнула, подумав о новой и совершенно неожиданной возможности.
ГЛАВА 29
Геро сидела возле пустого камина в библиотеке, свернувшись калачиком в кресле с открытым томиком поэзии семнадцатого века на коленях, когда в дверях появился Себастьян, принеся с собой запах солнца, свежего воздуха и сельских просторов.
– А что случилось с твоей повязкой? – поинтересовалась жена, подняв глаза.
– Она мне мешала.
– Уважительная причина, чтобы лишить поддержки раненую руку.
Девлин негромко хмыкнул и пошел налить себе вина.
– Габриель Теннисон никогда не признавалась тебе в интересе к друидизму?
– Друидизму? Боже милостивый, нет. А почему ты спрашиваешь?
Себастьян прислонился спиной к камину.
– Потому что, оказывается, на заходе солнца накануне своей гибели она возвращалась на Кэмлит-Моут и наблюдала, как сэр Стэнли проводит у древнего колодца на островке некий языческий ритуал. Причем правила двуколкой сама.
– Ты шутишь.
– Хотелось бы. Но Рори Форстер видел ее, да и Уинтроп подтверждает.
– А что там делал на закате этот Форстер?
– По его собственным словам? Искал забытую трубку – и прятался в кустах. Хотя, подозреваю, более вероятно, что он отправился туда с намерением откапывать клад, однако в замешательстве обнаружил, что островок не всецело в его распоряжении.
– Откапывать клад?
– Ага. Зарытый то ли Диком Терпином, то ли рыцарем-храмовником – обе версии весьма популярны. Ровно за неделю до своей смерти Габриель Теннисон влетела в деревушку и прилюдно обвинила Рори в том, что он разрушил кладку священного колодца на Кэмлит-Моут.
– В поисках сокровищ?
Девлин кивнул.
– Согласно легенде, на дне источника спрятал добытое бесчестным грабежом золото сэр Джеффри де Мандевиль, и его дух появляется, устрашая любого, кто попытается похитить богатство. Но призрак барона, должно быть, вздремнул на посту, поскольку я убедился, что недавно колодец превратили в жалкие руины.
– Так ты говоришь, Габриель накинулась с обвинениями на Форстера в воскресенье неделю назад?
Себастьян допил вино.
– Любопытное совпадение по времени, правда? Именно тогда она приезжала на Кэмлит-Моут вместе с Арсено. Затем, несколько дней спустя, явилась в Гоф-Холл и бурно разругалась с Бевином Чайлдом. Твоя подруга была весьма задиристой и неуживчивой молодой леди.
Геро пригладила ладонью юбку.
– Значит, ты беседовал с Чайлдом?
– Беседовал. Антиквар утверждает, будто обнаружил среди экспонатов коллекции Ричарда Гофа некий крест из Гластонбери. Вроде бы тот самый, которым, как считалось, в аббатстве были отмечены могилы короля Артура и королевы Гиневры. Ты слышала о нем?
– Слышала.
– Так вот, похоже, мисс Теннисон была уверена, что этот артефакт – современная фальшивка, и посреди довольно яростного спора с Чайлдом схватила крест и закинула его в пруд.
Виконтесса ощутила на себе пристальный взгляд мужа.
– Какой-то… странный поступок, – отозвалась она, с трудом сохраняя ровный тон.
– Ты себя хорошо чувствуешь? – нахмурился Девлин, усаживаясь в кресло напротив.
– Да, конечно. Просто устала.
– Возможно, ты слишком многое на себя взваливаешь в твоем положении, – заметил Себастьян с некоторой неловкостью. Несмотря на то, что должный появиться на свет младенец был причиной их брака, они никогда не обсуждали эту тему.