Когда сгущается тьма
Шрифт:
Боец из СВАТа посмотрел на юную заложницу-латиноамериканку, потом снова перевел взгляд на Уолта, пожал плечами и крикнул своему коллеге из спецназа, словно предсказателя здесь не было:
— Кто бы мог подумать? А я-то всегда считал, что он гей!
ГЛАВА 63
Тео не имел ни малейшего желания общаться с представителями средств массовой информации.
При всем том в течение последующих двух дней к нему один за другим подкатывали репортеры, желавшие взять эксклюзивное интервью и провозгласить его героем. И Тео послал их всех куда подальше. В его представлении мотивация истинных героев никогда не основывалась на самосохранении.
В определенном смысле он был прав, поскольку ему понадобилось куда больше мужества, чтобы снять трубку и позвонить офицеру Алисии Мендоса.
Семейство Мендоса также не избежало пристального внимания со стороны средств массовой информации. По мнению Тео, Алисия могла укрыться от них разве что в бетонном бункере. Ее отец, разумеется, фигурировал и на экранах телевизоров, и на страницах газет. Всюду цитировались его слова: «Хорошая и грамотно сделанная работа», — которые он произнес в адрес шефа полиции Майами-сити по случаю успешного завершения операции. Нечего и говорить, что шеф Ренфро не стала в этом смысле исключением и тоже пользовалась повышенной популярностью у телевизионщиков и репортеров. Она же — вкупе с мэром и без него — всячески превозносила заслуги сержанта Чавеса и «этих храбрых парней из СВАТа». О Джеке Свайтеке и активной роли, которую он сыграл во время переговоров, говорилось вскользь. Что же касается сержанта Пауло, то о нем вообще упоминалось лишь в разделе «хочется также поблагодарить». Джек и Пауло восприняли это спокойно. Сказать по правде, после многочасового напряженного противостояния с преступником у них поначалу было только одно желание: хорошенько выспаться и прийти в норму. Кроме того, они лишь приветствовали, что их оставили в покое и позволили завершить свои планы. Однако на смену планам должны были прийти активные действия. Тео, во всяком случае, был к этому готов.
Алисия, признаться, несколько удивилась, узнав, кто хочет поговорить с ней, но тем не менее взяла трубку и рассыпалась в любезностях на предмет героических усилий, предпринятых Тео, чтобы не позволить Фэлкону причинить вред другим заложникам. Тео, однако, не был мастером поддерживать светскую беседу, поэтому постарался как можно скорее перейти к сути дела.
— Я звоню вам, потому что Фэлкон, пока мыс ним находились в той комнате, рассказал мне кое-какие вещи, о которых, как мне кажется, вы должны знать.
Она заколебалась, не зная, как на это реагировать.
— Вы меня слышите? — спросил Тео.
— Да, извините… Но что, собственно, вы имеете в виду?
— Я имею в виду сведения личного характера. Так называемые дела семейные.
— Вы хотите сказать, что эти сведения имеют отношение к моей семье?
— Ну уж конечно, не к клану Сопрано.
— Полагаю, ирония в данном случае неуместна.
— Извините, что позволил себе иронизировать, но ирония — в своем роде терапия. И средство зашиты. В моем представлении это единственное, что отличает парней вроде меня от людей, которые сначала говорят вам, что им очень жаль, а потом разносят себе череп из пистолета.
— Не понимаю, что все это значит.
— Правда? Значит, нас уже двое. Я всего лишь пытался объяснить вам, что Фэлкон перед самоубийством очень уж разговорился. Но деталей этого разговора я пока никому не передавал. Ни полиции, ни репортерам, ни даже Джеку.
— Но решили сообщить их мне?
— Я пока ничего не решил. Потому-то и думаю, что нам с вами было бы неплохо поговорить.
— Ума не приложу, о чем мы будем разговаривать.
— Ну
— Вы имеете в виду человека, который поместил в депозитную ячейку Фэлкона в Багамском банке двести тысяч долларов? Вы этого Сайкса имеете в виду?
— До определенной степени. Надеюсь, вы понимаете, что он действовал под вымышленным именем? Ну а коли так, вам, вероятно, хочется узнать, кем этот Сайке был в действительности?
Она немного помолчала, потом спросила:
— Это Фэлкон вам сказал, кто такой Сайкс?
— Да.
— Ну и кто же он?
Тео рассмеялся:
— Не так быстро. Мне пришлось постараться, чтобы выманить эту информацию у Фэлкона. Очень постараться.
— И снова вас не понимаю.
— Я это к тому, что за «спасибо» не работаю.
— Значит, вы рассчитываете получить с меня деньги? — возмутилась она.
— Деньги? Ну нет. Это было бы неправильно.
— Чего в таком случае вы хотите?
— Надеюсь, вы не воспримете мои слова как бред в духе Фэлкона, — усмехнулся он. — Но мне очень нужно встретиться с вами.
— Зачем?
— А затем, что мне не улыбается обсуждать некоторые вещи по телефону.
— А если я откажусь? Что тогда?
— Тогда вы никогда не узнаете, кто такой Сайке.
— И все-таки вам нужны деньги, не так ли?
— Как я уже сказал, это дело слишком важное для вас и для меня, чтобы его можно было урегулировать по телефону.
На линии установилось молчание, словно она обдумывала его предложение.
— Хорошо, Тео. Полагаю, нам с вами и впрямь надо увидеться.
— Рад это слышать. Давайте встретимся, скажем, в одиннадцать вечера у меня в баре? Мне принадлежит «Таверна Спарки» на улице…
— Я знаю, где находится «Спарки».
— Отлично. А если придете туда, узнаете, кто такой Сайкс.
Он торопливо распрощался с ней и выключил громкоговорящую связь. Но поскольку Тео разговаривал с ней по узконаправленному микрофону, она вряд ли об этом догадалась.
— Надеюсь, я неплохо поработал, босс? — спросил Тео.
— Ты был великолепен, — сказал Джек. — Просто великолепен.
ГЛАВА 64
Джек добрался до «Таверны Спарки» без четверти одиннадцать. Обычно по вторникам он сюда не заходил, поскольку знал, что в «Спарки» лучше всего заявляться в конце рабочей недели, когда в распоряжении остается уик-энд на детоксикацию. Но в этот вечер решил сделать исключение из правила.
Тео играл на своем старом саксофоне «Бюхер-400» и, когда Джек вошел в помещение, как раз заканчивал исполнение очередного опуса. Несколько ценителей из разряда завсегдатаев поднялись, чтобы наградить его аплодисментами, но большинство посетителей продолжали есть, пить и веселиться, даже не повернув к нему головы, словно Тео просто менял пластинки на проигрывателе. Впрочем, «Таверну Спарки» вряд ли можно было причислить к настоящим джаз-клубам, и по большей части она являлась таким местом, каким ее хотели видеть те, кто платил за выпивку. Если, допустим, зал оккупировали испаноязычные байкеры, она с легкостью трансформировалась в байкерский бар в латиноамериканском стиле. Если же здесь собиралась компания помешанных на поп-музыке провинциальных девиц, поминутно бегавших к музыкальному автомату, то Тео и не думал соваться к ним со своим саксофоном, и «Спарки» уподоблялась сельской дискотеке. Однако любой хороший бармен со склонностью к психологии мог бы заметить, что подобное смешение музыкальных стилей, культурных традиций и поведенческих моделей, царящее в «Таверне Спарки» с воскресенья по четверг, идет заведению на пользу и не только позволяет его хозяину сводить концы с концами, но еще и исполнять на саксофоне по уик-эндам композиции в духе Чарли Паркера.