Когда смерть – копейка…
Шрифт:
– Ну, вот вроде, как и всё. – Назаров уставился через очки вниз, потер носком башмака какое-то неясное пятнышко на палубе.
Глеб мягко посмотрел на Вадима.
– Знаешь, Панас вздумал тут меня позавчера своими деликатесами откармливать, посидели с ним, повспоминали разное школьное. Чего только же с нами тогда не было?! Магний воровали, в отходах на заводской свалке куски титана находили. Помнишь, ты ещё главный у нас был по карбиду, доставал его где-то у строителей…?
– Ага! – Вадим азартно подхватил тему. – Бомбочку-то магниевую на школьном стадионе вечером тогда грохнули, помнишь?! Чисто сделали! Всё по науке – провода, дистанционный взрыватель из лампочки для фонарика, серы со спичек туда накрошили! Наша классная с физичкой в темноте так орали…
Назаров внезапно замолчал.
– Ты это к чему? Да не было у меня в пакете тогда ничего, кроме мусора, понимаешь, ни-че-го! Жанке я уже тыщу раз объяснял, ментам, Мареку…, теперь вот ты пристаешь…
Глеб не отрывал от него внимательного взгляда и молчал.
Назар тоскливо махнул рукой.
– Ладно, допрашивай.
– …Когда я собирался на пикник-то этот несчастный, думал, чтобы бумажки ненужные из конторы своей сжечь. Ну, стол личный рабочий специально почистил перед выходными. Билеты старые командировочные, ну, те, что по отчетам не прошли, валялись уже давно, договоры с печатями старые, ненужные тоже уже, с подписями разные бумаги. Ну, понимаешь, чтобы не выбрасывать это всё на помойку, всякое ведь бывает… А так, думал – сожгу и всё, голова не болит. Скрепки, кнопки случайные высыпал в пакет, может мелочь была ещё какая в ящике, завалялась – не знаю, вряд ли… Кружку свою любимую пивную, которую мы из Мыркинских бань перед выпускным спёрли, помнишь? Ну, разбил я её нечаянно за день до этого, тоже в том пакете выбросил.
– А кружка пивная чего у тебя на столе делала?
– Чай я из неё в офисе всегда пил, ну, привычка у меня такая, да и для понтов интересно было.
– Банку из-под кофе ты тоже тогда выкидывал?
– Не, ты же знаешь, я кофе не пью, не привык. Бухгалтерши мои растворимый глушат для похудания вместо обеда, но они сами всегда заставляют уборщицу выносить из своей комнаты мусор. Вечером обычно.
– Я потом перед Жанкой на колени вставал, объяснял, что не виноват. Та ревёт, плачет, смотрит на меня, как на пустое место… Чего я, совсем больной что ли?! Я все свои бумаги под дрова высыпал, а осколки от кружки в яму для мусора специально отнёс, ну ты же знаешь, за кусты, за бузину, подальше. Менты смотрели там, проверяли – всё так и есть…
– Ладно, хорош разбираться! Так у нас вся рыбалка накроется. Поехали понемногу. – Назаров сердито дернул пусковой шнур мотора.
Под кормой яхты забурлила тёмная вода.
Осока, ещё пока невысокая из-за холодов, ровными грядками пригибалась под ветром на дальнем берегу. За бортом плыл неспешный речной мусор, блестели в воде бутылки, банки и разноцветная пластиковая мелочь.
Молчаливый и сосредоточенный Вадим смотрел то на близкие камыши, то вперёд, между Глебом и мачтой, хмурился, стараясь точно удерживать яхту в мелком прибрежном фарватере.
С берега, из-за кустов, кто-то, неразличимый для Глеба, крикнул.
– Вадик, привет! Как оно ничего-то, а?
Назаров отмахнулся в сторону эллингов.
– Привет, Толян! Так, всё нормально.
Медленно, метрах в десяти, продвинулся вдоль борта сколоченный из грубых досок насест, на котором сидел с удочкой старичок в выцветшем брезентовом плаще.
– Здорово, Федорыч! Бросай ты это грязное дело, пошли поплаваем!
Пенсионер задорно отозвался.
– Здоровей видали и то не боялись! Привет, Вадимка! Ты надолго на воду-то? На все выходные?
– Да нет, до вечера только похожу, друг вот ко мне в гости из-за границы приехал!
Толстый мужик в замасленном комбинезоне и в болотных сапогах зычно прогудел от ворот своего гаража.
– О-го-го, Назар! Опять на блуд пошёл?!
Старые, ухоженные, за многие годы расстроившиеся вдоль воды эллинги заканчивались. Завоняло от близкой береговой свалки. В мусорном контейнере у крайнего гаража рылась неопрятная красномордая баба, держа большую клетчатую сумку одной рукой и зубами.
Всё ещё стараясь не глядеть на Глеба, Вадим коротко пояснил.
– Тонька-Тральщик. Посуду здесь пустую собирает.
Яхта проходила мимо недавно построенных эллингов, разнокалиберных сарайчиков у самой воды, за первым рядом невысоких построек проглядывала цветная куча автомобильного хлама. В красных, зелёных, синих остатках кузовов блестели хром и никель вперемешку с яркой ржавчиной.
– Вадик, а что, бандюки местные по-прежнему здесь машины раздевают?
– Да, балуют ещё охламоны, курочат вон там, в леске, ворованные тачки. Кузова топят справа, вон видишь, в болоте, а здесь тусуются, пьют, продают краденые запчасти…
Суббота 08.35.
Яхта
Они протягивались по узкой протоке от эллингов к реке, держась узкого фарватерного пути; капитан Глеб стоял в проёме каюты, Назаров, сидя на корме, продолжал рулить моторчиком, оставляя между бортом и левым берегом всё те же пять-семь метров не очень чистой воды.
Длинные, светлые, но уже редковатые волосы Назара мягко шевелились на ветерке. Ещё до отхода он накинул на себя джинсовую куртку, но всё равно поеживался, поминутно обтягивая под курткой майку с нарисованным гитаристом.
Глеб спустился в каюту и беззаботно оттуда крикнул, запрокинув голову.
– Ты кофе будешь?
– Да нет же, говорю тебе, – не пью я этой заразы, мне чайку лучше горячего и побольше, ты же знаешь – я водохлёб. На здоровье твой кофе влияет отрицательно.
– Женщины этого города не думают, что на твоё здоровье что-то может повлиять…
Наверху Вадим, откинувшись на поручень, счастливо захохотал.
– Слушай, Глеб, а чего тебя Гудвином-то прозвали, а?
Глеб Никитин облегченно вздохнул, улыбаясь собственным мыслям, отыскал на полочке сахар и взялся за кружку.