Когда смерть – копейка…
Шрифт:
Не прекращая бегать от окон к дверям Герман слегка было нахмурился в задумчивости, но почти сразу же снова просиял большим радостным лицом.
– А ты же ведь и не куришь, правда?!
– Только ради тебя я взял в рот эту гадость. И заметь, если бы я закашлялся, то ты, предприниматель хренов, сейчас мычал бы где-нибудь в лесу, привязанный к большому хвойному дереву.
– Но ведь пронесло же! Ну, сам бог велел нам ещё по рюмашечке! Давай, Глеб, поддержи компанию!
– Ни. За. Что. Мне пора. Ребёнок ждет. И обезьянки волнуются
Данилов растерянно остановился посреди кабинета.
– А я как же?
– Прятаться тебе нужно, исчезнуть из города срочно и прочно. Провалиться сквозь землю на эти семь дней. Если только ты мне не врёшь, что через неделю у тебя будут деньги для расчётов с этими чудесными ребятишками.
– Не-е! Ты что, зуб даю! Всё будет как надо, отвечаю! А где мне прятаться-то? Ты-то чего предлагаешь?
– Не предлагаю, Герман, а приказываю. Почувствуй, как говорят в телевизоре, разницу. Поживешь неделю на яхте у Назара.
– Да ты чего?! Как же я там-то, сам посуди?!
– Я устрою. И другим людям большого беспокойства из-за тебя не будет. Пожрать я тебе привезу, не оголодаешь. Твои голуби про яхту ничего не знают? Ты, случаем, их раньше на Назара ни по какому поводу не выводил?
– Нет, нет, что ты! Даже не думай!
– Там у тебя будет достаточно времени, чтобы проанализировать свою поганую жизнишку…
Герман широко и преданно улыбался, не в силах реагировать на презрительный тон Глеба.
– Посмотришь на себя там внимательно в зеркало, может, и увидишь там чего-нибудь полезное. Я буду только рад, если ты после этого инцидента станешь хоть немного меньше гадить своим близким.
– Я улетаю на следующей неделе. Думаю, что завтра вечером мы с Панасом устроим у него дома небольшой мальчишник. Там есть о чём поговорить. Будь на связи. Ладно, пока. Я опаздываю.
Услышав, что дверь кабинета начальника хлопнула, в коридор к Глебу выскочила Светлана.
– Вот…
Капитан Глеб недоуменно нахмурился.
– Что это? Ах да, факс.
– Это вам. – Девушка протянула Глебу два листа бумаги. – Всё получилось хорошо, правда ведь?
– Всё хорошо, всё просто великолепно. Уверен, что у вас всё и всегда получается замечательно.
Хорошенькая Светлана смутилась и покраснела.
– А скажите, вы к нам по делам или отдыхаете? Ну, в общем, вы к нам в магазин ещё когда-нибудь придёте?
Глеб укоризненно улыбнулся и шутливо погрозил девушке пальцем.
– Только факс, мэм, только факс…
В коридор вывалился Данилов и, с хитрой гримасой, стал громко орать на весь офис и трясти руку Глеба.
– Извини, друг, что не провожаю тебя! В командировку мне нужно собираться, срочно, на неделю. Так что вот, братан, такие вот у нас дела. Ну всё, до скорого!
Потом, «в чувствах», попытался его ещё и обнять, но Глеб уверенно отстранился и с задумчивостью посмотрел на Германа.
«А ножки-то тонковаты, да и кривенькие они у него вдобавок, «иксиком».
С недавних пор капитан Глеб Никитин почему-то
Ненависть
Я так этого хочу! Всегда в моих снах вижу обнажённых людей… Почему мне каждый раз снятся одинаковые мускулистые тела, их много, один и тот же запах тёплого пота, сумрак мягких ковров, гибкая женщина…, её тело…, она стонет, почти кричит…
Может быть это стыдно? Может неправильно…? Зачем это всё так? Но ведь такое, наверно, возможно.… Ведь мне так хочется быть там, с ними, в той сладкой восковой темноте….
Я не испугаюсь, я хитрее, я обману вас…, я заставлю уважать всё, что я знаю, всё, что было в моей жизни, что у меня получается и что сейчас так дорого для меня…
А потом…
Зима. В тёплой, удобной красивой машине, рядом богатые, улыбающиеся люди…, мне хорошо дышится хрустящим воздухом, никогда уже не будет холодно и страшно…. Если вдруг внезапно лёд и темнота – всегда можно в уютный сумрак кабины, опять знакомый разговор, хороший смех, звон бокалов…. Никто и никогда.… Ни за что. Иначе – смерть.
Суббота 16.00.
Прогулка
– Ла-адно. Давай выгоняй своего бегущего кабана из больнички. Хватит ему на кровати валяться, да вкусную микстуру с ложечки пить. Тоже мне, больной нашёлся. – Капитан Глеб подмигнул Людмиле. – А мы пока с подружкой погуляем по городу, посмотрим, как хорошие люди у вас тут живут, чем дышат. Ну, всё, пока. Мы пошли.
Людмила повернулась близко к Глебу, пряча слёзы от дочки.
– Слушай, ты там как-нибудь повеселей с ней, ага?
Маленький летний дождь прошёл. Ветер быстро высушил городской асфальт. На отмостках больших домов и на чёрных канализационных люках парило.
С последних больничных ступенек Глеб окликнул девочку.
– Послушай, Эмми, давай сегодня в зверинец не пойдем.
– Почему, мы же договаривались?!
– Там грязно после этого дождика, бедные зверюшки чумазые в клетках сидят.… Вот если бы тебя посадить в клетку, написать на табличке: «Девочка, детёныш человека, русской породы, девять лет, поймана во дворе около качелей, любит мармелад», а вокруг клетки будут негры ходить и китайцы, смотреть на тебя, фотографировать и хлеб черствый в клетку кидать?
– Людей нельзя в клетках показывать. – Эмма загрустила.
Пластмассовые божьи коровки на кончиках её жиденьких косичек трагически затрепетали.
– А зверей?
– Зверей можно.
– Всех?
– Ну, наверное…
– И даже твоего любимого кота? Как ты думаешь, ему бы понравилось в грязной клетке целый день сидеть и плохое мясо кушать?
Эмма шагала, задумавшись и, казалось, уже не обращала никакого внимания на последние слова Глеба.
– Ладно, знаю, – она решительно подняла ладошку и смешно наморщила нос, – в Луна-парке на набережной клеток нет. Они вчера только приехали. Пойдем туда.