Когда смерть – копейка…
Шрифт:
Кающийся изо всех сил Марек в недоумении поднял взор.
Данилов откровенно хрюкал сквозь неприличный смех, уткнувшись лицом в диван; Виталик тоже прикрывал рот ладонью, высоко вздёрнув бровки над круглыми смеющимися глазами. И только капитан Глеб Никитин внимательно и как-то уж очень по-педагогически серьёзно смотрел на него.
– …А куртку я потом порвал на своём заборе, ну, подошёл просто, зацепился специально карманом за железку. И дёрнулся. Вот.
Марек объяснялся виновато уже по инерции, понемногу понимая происходящее.
– Я свояку сразу же позвонил, чтобы он вызов оформил, как будто автовария со мной произошла. Потом ещё сам в грязь упал нарочно у своего дома. Губу-то я не и хотел себе разбивать, так уж получилось…
– То есть, вы думаете, что я как бы зря всё это сделал, да? – Робко и вопросительно Марек посмотрел на тёмного лицом капитана Глеба.
Воскресенье. 19.30.
Мальчишник
За следующие двадцать минут Данилов успел довести своими подначками Марека до очередной истерики.
Глеб молчал, совсем не стараясь останавливать их.
Виталик явно что-то чувствовал в таком странном поведении друга и терпеливо сновал по кухне в ожидании неизбежного.
Но сначала они дождались Назара.
– Понимаешь, не мог! Как это так – не проститься с тобой, Глеб?! Медсестричка дежурная помогла, практикантка. Такая, понимаешь, толковая девчушка, и формы у неё уже приличные, не по возрасту. Поняла больного дяденьку правильно и…, сразу же принесла ему курточку и штанишки!
Герман и Марек объяснили Вадиму про Серегу.
Выпили.
Назар не стал выдумывать никаких версий про его смерть, просто коротко глянул на мужиков.
– Козлы мы тут все.
Потом Виталик достал свою деревенскую самогоночку, стали наливать всё чаще, а закусывать получалось как-то всё меньше.
Пьяненький Марек очень трогательно принялся ухаживать за Вадимом.
– Назар, я же врач! Поверь, я в здоровье лучше тебя в тыщу раз понимаю, фактически! Ты не должен был вставать с кровати! Постельный режим назначают не просто так! Не всем он полезен, знаешь?! В твоём состоянии просто необходимо тупое спокойствие, никаких стрессов! Иначе – хана…
Получая неподдельное удовольствие от развития событий, при которых так быстро и удачно решались страшно мешавшие в последнее время его жизни проблемы, Герман не забывал и про самогон.
– Так ты же военным ветеринаром, кажется, был, а, Марчелло? Кавалерию-то ты явно в современных войсках не застал, так что это же получается – ты рыб лечил на флоте?! Виталь, он же в чёрном пиджаке всегда ходил, как сейчас помню, с погонами-то, да? Капитаном какого ранга ты был до отставки-то, Азбелидзе?
Тот не отвечал, грозно наклоняясь над сидящим на диванчике Назаром.
– Вадим, тебе срочно нужно измерить давление! Срочно! Панас, у тебя же есть прибор? Тащи…!
Чтобы отвязаться от него, Вадим предложил Мареку щупать пульс и измерять давление друг у друга на брудершафт.
Тот с удовольствием согласился, но после очередной выпитой рюмки устало и кротко прилег на коротком краю диванчика.
– Пусть спит, не мешайте. – Виталик накрыл его большим кухонным полотенцем.
Немного поковырявшись вилкой в закуске, Назар неловко повернулся к Данилову.
– Ну, как, не отлежал себе бока-то на яхте? Кофеёв-то там для тебя никто ведь не приготовит!
– А мне уже без разницы! Никая падла не достаёт, не щемит! Без телевизора, правда, засыпать не в масть, но ведь ты, кажется, планировал телик-то там устроить?
– Не для тебя, паренёк, все навороты на моей «Стюардессе»! И текущие, и будущие!
– Ну, хоть на эту недельку подгони мне видак какой-нибудь раздолбанный! И детективчиков парочку подкинь. Отблагодарю же ведь, знаешь!
– А Серега сейчас в морге.
Виталик вздрогнул и медленно посмотрел на капитана Глеба.
– Мы тут водку глушим, а он всё…, своё отпился.
Пронзительно синие глаза капитана Глеба Никитина смотрели на всех спокойно и далеко.
– Я вчера с ним разговаривал, от него смертью пахло. И помоями. А помните, ведь у него в школе всегда самые белые рубашки были.
– Да-а, житуха…
– Пикировать-то он начал не так уж и давно, месяц, два от силы. Скажи, Назар, ведь зимой-то он ещё вроде суетной был, шевелился помаленьку, чего-то делал, придумывал. А тут, последнее-то время.… Хмурый, нелюдимый стал, на улице часто плакал. Из-за сына, что ли, так переживал? Или с деньгами допекло его так…
Виталик затряс поднятыми кулаками.
– Ёкарный бабай! Да чего мы тут всё лыбимся-то?! Найти нужно, кто это с Серёгой сделал, и разодрать скота напополам!
И сразу же ощутил на плече тяжёлую руку Глеба.
– Не нужно.
– Чего не нужно-то?
– Ни искать, ни драть.
– А чего?! Всё так опять и останется, органы-то все улики замылят, никого к ответственности не привлекут.… А Серый…, Серёга… Он ведь нашим другом был! Ты, Глеб, против того, чтобы отомстить? Да, против, что ли?!
Вздохнув полной грудью, Герман махнул рукой, приобнял Вадима и Виталика.
– Я, мужики, честно, наверно последний, кто вчера видел Серёгу-то. Судя по всему, я у него был после тебя, Глеб. Он какой-то дикий к вечеру-то был, всё за голову хватался, мычал чего-то непонятное, плакать начинал несколько раз даже. Когда на поминках-то вы все такого хорошего про Маришку-то наговорили, меня и пробило, что с детишками поаккуратней как-то нужно обходиться.… А потом, когда мы ещё курили там все вместе, я и решил, что, в натуре, доберусь до Серёги, дам ему, наконец, денег каких-нибудь для пацана-то его. Не мог же Серёга так про собственного сына врать! Да, зимой и я ему не поверил! Не дал! А вчера дал. Триста бакарей! Ну и что, ну и пусть…. А-а, чего там сейчас-то после всего этого говорить!