Когда смерть – копейка…
Шрифт:
На их место, видно, с того времени никто так больше и не приходил – битые кирпичи разбросаны, а в костре нет свежего пепла и мелких угольков. Вокруг других-то кострищ была настругана свежая зелёная кора, валялись мелкие светлые щепки. А здесь… Только белеют кучкой в стороне речные ракушки. Наверно, Маришка успела тогда их принести с реки, «игралась»…
Глеб начал методично ходить по поляне правильными кругами, понемногу удаляясь от разбитого, унылого костра. Внезапно он оглянулся, присел
Капитан Глеб прислонился к дереву и перевёл дыхание.
«Хорошо вчера посидели с Панасом, голова что-то неправильно кружится…».
Он ещё раз осмотрелся, прошёл от старого кострища к бугру, потом через редкий подлесок и кусты спустился на другую его сторону, у толстой, давно обломанной по верхушкам корявой ивы остановился – посмотрел на дерево внимательней.…
Через взгорок от ивы, метрах в пятнадцати, хорошо просматривалось знакомое кострище. Почувствовав, что потихоньку волнуется, Глеб начал неторопливо отламывать чешуйки старой коры и тщательно ощупывать дерево на уровне своего пояса, потом попытался ковырнуть крупный завиток коры уже авторучкой, чертыхнулся, спешно достал из кармана домашний ключ и ещё раз поддел им, металлическим, трескучую кору. На песок под иву выпала согнутая медная денежка.
«Десять копеек, а там, в песке, были две по пять. Ставки растут…».
Он ещё раз пристально посмотрел по прямой линии в направлении кострища и направился к другим деревьям.
…Мокрый песок противно налипал на кроссовки. Было по-прежнему прохладно, но ветер с реки поднимался уже тёплый, начали падать капли со стволов старых тополей, влажных с береговой стороны. Изобильная влага скопилась на всё ещё голых ветках ивняка, больше всего зелёных листьев было на шиповнике и на маленьких рябинках.… На откосе сквозь старую серую траву пробивалась крупные, ярко-зелёные побеги, пока ещё без соцветий – чистотел. Торчали жёсткие крупные розетки молочая.
«Кротов ещё нет – рано, холодно в этом году…».
А ведь когда-то, пацанами, на майские праздники они уже купались здесь в реке, не по-настоящему, конечно, а так, окунались с головкой для выпендрежа, важно было первым решиться, влететь с разбегу в ледяную воду, заорать безоглядно благим и другим матом, и прибежать в мокрых трусах к костру, к своей компании, быстрей греться.… Но в школе они обязательно хвастались на следующий день: «Купались, ты чего, не веришь!».
На откосе, в сыпучем песке рядом с монетами блеснула изогнутая стекляшка… Боковинка банки, с частью донышка, кривая, «в талию». Очень знакомая банка из-под кофе.
«Кто и по какому поводу баловался на здешней природе таким благородным напитком?».
Вопросов было много, а правильных ответов ни на один из них пока ещё не нашлось. Каждую секунду приходилось останавливать себя и не радоваться
…Глеб уже спускался с травяного бугра к асфальтированной дороге, когда заметил в овраге, в затишке, стаю дремлющих бродячих собак. Солнце к этому времени уже немного выглянуло из-за прозрачных негустых облаков, пригрело, – только один крупный серый зверь лениво приподнял голову, отмечая его шаги.
Мимо лица Глеба почти одновременно неровно пролетели пчела и бабочка-капустница. Песок на поляне и на тропе уже почти весь высох и легко осыпался с кроссовок. Глеб несколько раз топнул, отряхивая обувь.
«Понятно. Но пока не всё… Ещё одна неприятная загадка пинком открывает дверь в мою безмятежную личную жизнь. Печально, но говорить об этом в ближайшие дни мне придётся много, а слушать – ещё больше».
Подъезжая на такси к городу, капитан Глеб Никитин отметил про себя, что, оказывается, очень обидно, если первого скворца замечаешь не в романтической берёзовой роще, свистающего трель-гимн новой жизни, а когда он, этот долгожданный весенний гонец, суетливо и жалко роется в недостойной его придорожной помойке.
Пятница 12.15.
Церковь
Через прутья массивного забора Глеб наблюдал за Виталиком, провожавшим к воротам церкви жену и двух бабулек, дальних даниловских родственниц, опоздавших приехать со всеми.
Антонина ещё в машине с заботливой настойчивостью предупредила его, что Жанки не будет ни здесь, ни на кладбище.
– Она и так каждый день на могилку-то дочкину ходит. А в церковь она потом, одна как-нибудь придёт, да и дома ей сегодня нужно за всеми присмотреть, приготовить всё как надо…
Как ни уговаривали его чета Панасенко, Глеб с ними не пошел.
– Муторно мне и так, без этих завываний…
Почти сразу же из-за тяжелых дверей выскочил и Виталик.
– Ну его, тёмно там. Говорят, что минут на сорок вся эта процедура растянется, может и на час.
На пронзительно голубом небе стремительно летели куда-то белые облака. Ветром пригибало вершины высоких берез, безо всякого особенного порядка и принуждения расположившихся давным-давно вокруг церквушки. Впрочем, внизу, ближе к траве, было безветренно и тихо.
Стены старого здания, единственного, которое помнил здесь Глеб, совсем недавно аккуратно выкрасили розовым цветом, резные колонки по углам и оконные наличники – выбелили. Именно в этом здании, судя по потертому асфальту и расхоженным к нему тропинкам, всегда и проходили многочисленные церковные службы. Рядом возвышалось новая, белая с золотом, колокольня, нижние окна которой были заколочены рваными кусками фанеры. Около боковой двери новостройки всё ещё стояли большие баки с краской и остатки строительных лесов.