Когда сверкает молния
Шрифт:
— Ошибка вкралась не в газету, Сергей Семенович, — Зарипов поднялся с кресла, встал. — Это, извините меня, ваша личная ошибка.
— Что такое?! — встрепенулся секретарь. — Я внимательно читал и перечитывал некролог...
— И я тоже, — продолжал невозмутимо Зарипов. — И с ужасом для себя узнал, что Вершинин, если не считать трех боевых орденов, полученных на фронте, за свою рабочую биографию, к сожалению, не имел никаких поощрений, если не считать Почетных грамот. Неужели, думаю, и я так у себя на комбинате могу за суматохой текучки упускать судьбы
Сергей Семенович понял, что Зарипов косвенно обвиняет его, секретаря горкома, приглушенно сказал:
— Такая порочная практика... к сожалению. У нас частенько некоторые, кто понастырней да поухватистей, сами в открытую просят поощрений, вот мы и даем просящим. А те, кто работает в поте лица, кто забывает замолвить словечко о себе, тот остается с носом, без ничего. — Он рукой указал на Николая. — Далеко за примерами, ходить не надо. Вместо поощрений вы ему на комбинате такое преподнесли, что хоть стой, хоть падай, он, пожалуй, и сам не рад...
Зарипов, обойдя Т-образный стол секретаря, подступил вплотную к Локтеву, присел рядом.
— Ты тоже сопли-то не распускай, не нравишься этаким паинькой! Как там в русской пословице сказано: «Всякий правду ищет, да не всяк творит ее»?! Правдоискателей что-то много развелось, а правду-матушку чаще не искать надо, а бороться за нее.. — Нургали Гаязович опять встал, широкой пятерней уперся о стол, метнул на Николая пронзительно острый взгляд. — Вот тебя, Николай Иванович, Ясман в начальники цеха метит, вместо себя... Говорит, давно пригляделся — и лучшей кандидатуры не видит.
Локтев ссутулился над столом, глубже провалился в кожаное кресло. Ему было непривычно и неловко находиться в необычайной обстановке, когда два партийных секретаря с такой заинтересованностью повели речь о нем, простом операторе с карбамидной установки. Зарипов продолжал говорить, обращаясь и к Николаю, и к Акимову одновременно:
— До сих пор я, к сожалению, мало знал Локтева. Ясман все нахваливал его... Теперь вижу — годен, не подкачает. Только побоевитей голову-то держать надо, не распускать нюни... Жаль, это не совсем моя епархия! Так что, Сергей Семенович, — напрямую обратился к секретарю горкома, — при необходимости прошу поддержать меня и Ясмана. А я со своей стороны обеими руками проголосую за Локтева...
— Что же у себя на парткоме не проголосовал? — недовольно спросил Акимов.
— Решил выждать перед атакой, с вами посоветоваться. Я же сообщил вам ситуацию: считаю, что Рабзин обворовал Локтева, умыкнул его идею в корыстных целях. А воровство чужого ума карать надо...
Акимов посуровел, прежняя теплота спорхнула с лица.
— Виктор Рабзин — скользкий тип, вежливый... Посмотришь, вроде бы подстилку тебе услужливо стелет, а в душе мечтает, как бы подножку подставить... Кстати, есть у него-то поощрения?
— Есть, — ответил Зарипов, — орден «Знак почета».
— Ну вот, а вы захотели голыми руками взять! Вопрос о его пребывании в партии ставить преждевременно, хотя... — Он не договорил, обратился к Локтеву: — Когда начинается бумажная
— А с кем бороться? — неуверенно возразил Николай, — Бороться-то вроде бы не с кем, если перед вами сижу... Может, мне в обком поехать, как вы посмотрите на это?
— Можешь ехать, конечно... Поезжай, если дело требует. Но оттуда все одно — позвонят мне, а что я могу ответить? Отвечу опять же то же самое, что и говорил: Локтев достоин быть членом партии.
— Я со своей стороны обеими руками проголосую за тебя, — подступил к Николаю Зарипов. — Мы добьемся! Положись на меня...
— Я вам добьюсь! — погрозил пальцем секретарь и мягко, с лукавинкой в глазах снова взглянул на Николая. — Так и быть, поезжай-ка ты в обком, доказывай свою правоту, только, чур, — со мной ты не советовался, на беседе не был. И еще, зайди непосредственно к секретарю обкома, а не к тестю Рабзина... Теперь понятно?
— Вас понял! — по-солдатски отрапортовал Локтев, почувствовав негласную поддержку одного и открытую — другого.
Возбужденный встречей в горкоме, с воскресшей готовностью постоять за себя Николай примчался домой, сбросил рабочий пиджак, выхватил из шкафа белую полотняную рубашку, натянул новый, для праздничных выходов, костюм и, не дожидаясь Светы, заспешил на автовокзал.
Заглянув в расписание, он убедился, что до следующего рейса целый час времени. Долго и нудно ждать, когда слишком торопишься. Он вышел на автостраду, окаймленную с обеих сторон посадками тополей и акаций. Машин шло много, но ни одна не останавливалась. Основной тракт проходил в объезд города, до него далеко, идти нет смысла — потеряешь время.
С ближней улицы вырулил порожний грузовик. Подъехав к вокзалу, остановился. Люди с чемоданами, суммами, баулами метнулись к нему. Николай был ближе к машине и потому оказался первым. Второпях открыл дверцу, спросил:
— Шеф, не подхватишь? — а сам,уже одной ногой ступил на крыло грузовика.
— В кабине места хватит, пятерку подкинешь и отвались черешня, — показал прокуренные зубы шофер.
— За пятерку я и на такси могу уехать, — не грубо возмутился Николай.
— Ну ехай на такси, чё ж ты в грузовик лезешь?
— Ладно, заплачу, чего там... — согласился Локтев.
Он живо нырнул в кабину, и тут же приглушенный мотор взвыл, рванув машину сходу в карьер. Миновав за городом последний ограничительный знак, шофер поддал газку, машина пошла ровно и быстро, спешно проглатывая серую ленту асфальта. Придорожные посадки слились в сплошную зеленую линию, а широкие равнинные поля за лесополосой завращались вокруг, как патефонная пластинка.
— Эх, дорога — птица-тройка! Правильно подметил старик Гоголь! Куда же ты летишь? Нет ответа... — с пафосом продекламировал шофер, искоса взглянув на попутчика.