Когда-то был человеком
Шрифт:
Ответ пришел быстро. Наклейка была расценена как «приписка гуманного характера». Поэтому, дескать, не возникает никаких возражений против наклеек подобного рода. «С дружеским приветом…»
Может быть, подействовало еще и то, что в своем письме я упомянул о готовности американского президента транспортировать посылки для Детройта бесплатно самолетами авиации США. Это согласие, если верить прессе, было дано Рейганом в минуту душевной слабости, когда он выступал перед журналистами, а его советников, видимо, в этот момент поблизости не оказалось.
Сам по себе факт, что приходится собирать средства для поддержания жизни многих тысяч граждан лидирующей западной державы, можно рассматривать как
Чтобы еще раз проверить, до каких границ простирается либерализм почтовых чинов, которого я у них раньше не замечал, я попросил их подтвердить, что призыв «Помогайте страдающим народам Гватемалы, Чили и Сальвадора» у них также не вызовет возражений. Однако здесь дело внезапно застопорилось, потребовалось несколько напоминаний, пока не пришел ответ: отказано! Приписка носит политический характер! Больше у меня вопросов не было.
В кого я метил, ставя свой штемпель, – вот что, очевидно, было важно для властей. Об этом свидетельствует один абзац, вышедший из-под пера почтовых юристов, в котором они сами себя разоблачают. А меня при этом беспощадно квалифицируют как саботажника, подстрекающего к правонарушениям, разрушителя устоев демократии, представляющего угрозу для НАТО и для общества в целом, короче, как врага государства. И все это из-за какого-то штемпеля! Цитирую:
«В обязанности почтового ведомства входит передача почтовых отправлений, адресованных определенным получателям, вышеназванной службе ( ведомству по охране конституции. –Д. К.), что следует из закона об ограничении тайны переписки. Этот закон, в частности, преследует цель защитить демократию от грозящей опасности, его задача – стоять на страже безопасности федерации и земель, а также войск негерманских государств – партнеров по Североатлантическому пакту. В приписке содержится призыв к почтовым служащим игнорировать распоряжение, вытекающее из основ данного закона, по меньшей мере когда дело касается переписки сутяжника (я еще и сутяжник! – Д.К.). Таким образом, приписка находится в противоречии с интересами безопасности, на защите которой стоит упомянутый выше закон, то есть и… с общественными интересами».
Вот какой я негодяй и как опасен мой штемпель! При чтении этого пассажа я громко смеялся. По-видимому, судьи испытывали те же чувства, так как вскоре после подачи иска они сообщили мне, что открытого разбирательства дела не будет – они пришлют решение в письменной форме: дело для них и так ясное… А тут и почта вдруг прислала мне письмо. В нем говорилось, что решение не принимать к отправке мою корреспонденцию отменено и теперь я могу спокойно ставить свой штемпель на конвертах. Почтовики, видно, наконец тоже кое-что сообразили и не захотели доводить дело до судебного разбирательства и позора. Они даже взяли на себя оплату расходов на моего адвоката Германна.
Итак, я получил право, да еще с одобрения почтового ведомства, открыто заявлять в своей приписке, что не согласен, когда кто-то сует нос в мои письма. Жаль только, что подобное волеизъявление не имеет никакого практического значения. Ведь мою переписку все равно будут контролировать. В отличие от почтовой дирекции я не верю, что моя «опасная» приписка удержит почту или даже министра Пестеля от передачи моих писем в ведомство по охране конституции, как это предписывает закон. Скорее наоборот: мы уже видели, именно наличие такого штемпеля делает их подозрительными. И, наконец, я пока что являюсь единственным гражданином ФРГ, которому секретная служба недвусмысленно заявила, что безопасность и само существование ФРГ зависят от слежки за моей персоной.
Итак, резюме: за мной ведут слежку, но я по крайней мере могу заявить, что мне это не нравится – пусть даже этому заявлению грош цена. Это свобода! Или нет? Безусловно, свобода, позволяющая осужденному выкрикнуть в судебном зале бесполезный протест, причем быстренько, пока его не увели…
Всемирный фестиваль молодежи и студентов в Берлине в 1973 году. Слева – Дитрих Киттнер
Но даже такую свободу нужно еще отвоевать. И поскольку я не хотел сдаваться и позволять, чтобы эта история сама по себе заглохла, а главное, еще и потому, что считал важным, чтобы тема слежки за людьми продолжала привлекать внимание общественности, я под занавес посыпал немного соли на раны сыскарей и почтового начальства. Для этого облек свое волеизъявление в форму наклеек на конверты и теперь по окончании представлений продаю их по 22 пфеннига за штуку. Я даже наладил регулярную торговлю этими немаловажными принадлежностями по почте.
А еще, чтобы никто ничего особенного не подумал, потому что ирония и насмешка – орудие кабаретиста, я расширил первоначальный текст за счет небольшой приписки: «Решением почтовой дирекции Ганновера от 12.2.1986 г. разрешается наклеивать на адресной стороне конверта». Надеюсь, что почта не усмотрит в этом новую «приписку политического содержания».
Однако в настоящее время почтовые чины, вероятно, заняты сверх головы другой важной задачей – разработкой эскиза специальной почтовой марки, которую уже давно пора выпустить: «200 лет немецкой почтовой Цензуре». Вот бы сыграть шутку и наклеить ее на пакет, в котором я отправляю эту рукопись в издательство. По почте, разумеется.
КАК Я ОДНАЖДЫ ПОЛУЧИЛ ПОДДЕРЖКУ
И снова мой путь лежал в Берлин, столицу ГДР. Поскольку речь шла о серии коротких выступлений, я мог не брать с собой громоздкого технического оборудования, а сесть в поезд с одной гитарой в руках. Чтобы сэкономить деньги, я попросил берлинских антрепренеров заказать мне обратный билет.
Перед поездкой я пришел на вокзал в Ганновере и, будучи в прекрасном настроении, попросил в кассе: «Один билет до Берлина».
Служащий за окошком уточнил: «Один билет до Берлин-Зоо?»
Вокзал Берлин-Зоо находится в Западном Берлине. Я поправил его: «Нет, до вокзала Берлин-Фридрихштрассе».
Это территория ГДР, и именно туда я и собирался.
«Ах, вот как, – служащий был человеком точным, – значит, один билет до Берлин-Фридрихштрассе и обратно».
«Нет, – настаивал я, – только в один конец».
Железнодорожник изумленно взглянул на меня.
«Господин Киттнер, – сказал он, – я могу вас понять. Но ведь вы же нужны именно здесь».
Я воспринял это как поддержку и одновременно как тему для новой песни. Я часто исполняю ее в конце программы – хотя бы ради таких людей, как этот железнодорожник.
notes
[1]В ФРГ под кабаре понимается театр сатиры на злобу дня, в том числе и политической, кабаретист — артист театра кабаре. — Здесь и далее — примечания переводчика.
[2] Название известного в ФРГ кабаре