Когда уходит печаль
Шрифт:
– Ты шутишь! – раскрыла рот толстуха. – Такого не может быть!
– Раз я так живу, значит, может. А ничего удивительного я в этом и не вижу. Каждый живёт так, как хочет, ведь правда? А мне именно так и нравится жить. Очень нравится!
– У меня голова кругом идёт! Это настолько невероятно, что даже поверить трудно. Но скажи, сколько уже времени ты так живёшь?
– Да сколько себя помню.
– То есть? – совсем растерялась женщина. – И что, и даже родилась в поезде?
– И даже родилась. Мама моя ведь тоже проводницей была, до последнего дня беременности работала, тут и разродилась. Ей очень повезло, что бригадиром поезда в том рейсе был Иван Иванович
– Но почему?
– Потому что не пустили её в собственный дом даже на порог.
– Как не пустили? – ахнула гостья. – Кто?!
– Бабка моя, мамина мама. Только один вопрос она и задала маме при встрече: от законного ли мужа ребёнок. Мама в ответ отрицательно головой покачала, ни одного слова вымолвить не успела. И дверь захлопнулась. Пришлось маме обратно к поезду бежать. Хорошо, что бабкин дом рядом со станцией находился, иначе пропали бы мы с мамой.
– А что, родни больше никакой у вас в городе не было?
– Ни одной живой души ни в Мариинске, ни где-либо ещё. В общем, вернулась мама на свой поезд ко всеобщей радости – любили ведь её все очень. И больше нигде не выходила. Так мы с ней и стали ездить уже вдвоём. Я-то маленькая хлопот ей не доставляла, послушная была и рассудительная, а став постарше, даже помогать стала. Теперь вот сама езжу…
– Фантастика какая-то! Подожди, но как же школа, учителя? Документ о рождении-то у тебя был?
– Конечно был! Его бригадир помог маме выправить, ох и золотой был человек! А школа… Тут была моя школа, тут были мои учителя. Тот же Иван Иванович оформил меня на домашнее обучение, как-то ему это удалось, и стали меня понемножку учить все вокруг. Один математике, другой – литературе, книжки мне покупали, учебники, тетрадки. Так и выучили. Когда дали паспорт – с помощью уже другого бригадира, Иван Иваныч к тому времени на пенсию ушёл, – то приняли меня уже официально на работу проводницей, с тех пор на колёсах моя жизнь и продолжается. И знаете, Ирина Вячеславовна, я очень счастлива! Каждый день благодарю Бога, что живу такой жизнью, и другой мне вовек не надо!
– Удивительная история! – прошептала толстуха. – Просто невероятная!
– Вы знаете, а мне наоборот кажется, что все вы удивительно живёте. Как можно сидеть на одном и том же месте, общаться с одними и теми же людьми, и так каждый день? Нет, я бы так не смогла, волком бы взвыла в первую же минуту добровольного заточения. Нет-нет, самая нормальная жизнь – это как раз у меня!
Гостья ошарашенно покачала головой, всё никак не соглашаясь верить невероятным словам.
– А как же бабушка твоя? Неужели она не одумалась, не звала вас с мамой домой?
– Нет. Мама рассказывала, что крутого нрава бабка была, всех в рукавицах железных держала, не только свою дочь. Мужа, моего деда, в гроб придирками вогнала, дочери свету не давала. Ведь мама из-за неё в своё время из дому сбежала и в проводники пошла, только чтобы из-под опеки тягостной вырваться, хотя мечтала она совсем о другой профессии! Но только бабки уж давно в живых нет, мама об этом случайно узнала, когда её бывшая соседка в наш вагон попалась. А после того и мама ушла. Так что совсем одна я теперь на свете…
Так закончила эту историю Люба – удивительную для её гостьи и привычную для самой рассказчицы. По всему облику девушки было видно, что она на самом деле, без притворства и лукавств, довольна своей жизнью.
– Да-а-а… – выдохнула Ирина Вячеславовна, – да-а-а… Кому рассказать – не поверят.
– Да не нужно рассказывать, к чему? – улыбнулась Люба. – У каждого человека свой путь. Мой вот такой… Рельсы да шпалы и ветер в проводах…
– Твоя правда, детка. У каждого своя дорога.
– Вы знаете, вы ложитесь уже, Ирина Вячеславовна, отдыхайте. День у вас непростой был, а как завтрашний сложится – и вовсе неизвестно. Я вам постель застелю, а вы пока можете в туалет сходить, умыться…
– Спасибо, Любонька. И правда, притомилась я немного…
– Я так и увидела.
Долго не могла заснуть Ирина Вячеславовна. Разволновали её слова проводницы, растревожили. Что бы ни говорила эта девушка, думала толстушка, а всё-таки и у неё должен быть шанс узнать другой путь. Не всю же жизнь бесприютно по свету мотаться, у каждого человека дом должен быть, свой, крепко вросший в землю.
С этими мыслями она и заснула. И снился ей дом деревенский, молодые отец с матерью и Ванька-сосед, в которого она была когда-то влюблена. Да только были у этого Ваньки на лице усы, как у Артёма Петровича…
«17 марта
Сегодня только несколько строчек (у меня гостья, которая уже спит, не хочу её тревожить).
Самая главная сегодняшняя мысль: не суди людей по словам их, а суди по поступкам.
Спокойной ночи всем!»
А следующим утром, в десять часов, Ирине Вячеславовне предстояло выходить. Чем ближе подходил поезд к её станции, тем большим волнением наполнялось сердце. Думы, конечно, были о матери, и она надеялась застать её ещё живой, тем более что звонил брат с сообщением о сносно проведённой ночи. Люба чувствовала нервное состояние своей гостьи и старалась не докучать вопросами. Да и некогда ей особо было, уж столько дел у проводника с самого утра, не присесть!
Ровно в десять часов и пять минут Ирина Вячеславовна, крепко сжимая в руке свой багаж, стояла на платформе и смотрела вверх, на Любу, которая уже опустила площадку и стояла в проёме с флажком в руке – до отхода поезда оставалась одна минута. Они улыбались друг другу, расставаясь навсегда. У толстухи почему-то ныло сердце, а у Любы, хоть и привычной к таким прощаниям, ком стоял в горле.
– Ох, – спохватилась Ирина Вячеславовна. – Дура я старая! Мы же селфи сделать забыли!
– Забыли, – огорчилась Люба. – Жалко!
– Ну хотя бы я тебя на память сфоткаю, Любаша!
Несколько секунд ушло на то, чтобы найти телефон, и ещё несколько – чтобы открыть неумелыми пальцами нужное приложение. Когда камера была включена, поезд уже потихоньку трогался с места. И всё же сделать один снимок бывшая пассажирка успела. Так и осталось в её памяти и в памяти её фотоаппарата – девушка с блестящими от слёз глазами, машущая ей рукой…
Глава 4
– Любаша, можно к тебе? – в дверь служебного купе заглянул Василий Иванович, или попросту Вася. Он быстро оглядел пространство на предмет посторонних людей и улыбнулся, таковых не обнаружив.