Когда я стану великаном
Шрифт:
Они встретились на боковой аллейке парка, где было довольно пусто.
Он сразу увидел её светлый плащик.
Она радостно бросилась к нему навстречу, и, действительно, щеки ее пылали больше, чем обычно, и глаза блестели больше, чем обычно, а волосы разметались по плечам.
— Копейкин! Петеньке! Умница! — щебетала она так радостно, словно они не виделись целую вечность.
Копейкин был несколько напряжен, может, и потому, что боялся, отчаянно
Но Горошкина ничего не заметила.
— Господи! Живой! Петька! Я думала, они тебя там изуродуют! Били тебя?
— Не очень… — Копейкин скромно улыбался.
— Вон подтек какой! — ахала Горошкина.
— Да ерунда! Первый раз, что ли… — Копейкин смутился, он наивно полагал, что подтека она не заметит.
— Сколько их было? Мне говорили, десять человек! — Она смотрела на него восхищенно.
— Какие десять! Уже придумали!.. Всего трое!
— Ну расскажи!
— Да ладно!.. С тобой-то что?
Горошкина вдруг смутилась, такой Петя ее не видел ни разу.
— Не знаю, как тебе сказать… Может, потом, а? Видишь и… — залепетала она. — Мы ведь с тобой всегда смеемся… А тут — серьезно это, понимаешь? — жалобно сказала она.
— Ну? — Взволнованный Копейкин не спускал с нее глаз, боясь что-нибудь пропустить.
— Дай честное слово — не будешь смеяться!..
— Честное слово! — горячо заверил ее Копейкин.
— Помнишь, в первом классе мы клятву давали? Глупо, конечно, но я помню.
— И я помню, — сдерживая волнение, сказал Копейкин. Горошкина вдруг подняла на него свои синие глаза.
— Я совсем недавно вдруг стала вспоминать детство… Чего это я — не знаю!.. Вдруг вспомнила, как в лагерь первый раз ездила. Как ты подрался из-за меня… Как заячью капусту собирали… А как ты научился плавать — помнишь? За одну ночь!
— А у тебя было такое платье, в горошек, меня почему-то поразило, что и фамилия у тебя такая!..
— А как я скарлатиной болела, а ты мне мороженое приносил?.. И тогда написал первые стихи:
Когда я вырасту и стану великаном, Я всем разбитые коленки излечу! И всех ребят из нашего подъезда Я через крыши прыгать научу!— Машка! — тихо сказал Копейкин. — Ты и это помнишь?
Она кивнула.
— Ну, вот ты и вырос… Не очень, правда… — Маша лукаво улыбнулась. — Ну разве это имеет значение?
— Так ты мне хотела что-то сказать, наверно, да? — осторожно спросил он.
— Верно, Петь… Я… Понимаешь… Мне… Мне очень нравится один человек! — набралась она наконец духу.
— И что? — замирая, спросил он.
— И я не знаю, как он ко мне относится… Хотя иногда мне кажется, что и он…
— А ты — спроси! — еще тише сказал Копейкин.
— Да я его не знаю толком… Я видела его издалека. И ни разу не разговаривала.
— ???
— Знаешь, этот новенький из 8 «а». Он недавно пришел, совсем перед каникулами, а потом на сборы уехал… Но знаешь его?..
— Нннет… — еле выговорил Копейкин.
— Ты и не обратил внимания? Неужели?
— Какой он из себя? — убийственно спокойно спросил Копейкин.
— Такой высокий, красивый, баскетболист. Очень скромный. Он похож на… Вот я таким представляю себе капитана Грея из «Алых парусов». Я несколько раз ходила на тренировки в спортзал смотреть… Я думала, он избалованный. А он на девчонок — вообще ни на кого не глядит!
— А может, он — дурак?!
— Нет, нет, не может быть!
— Почему — а если?
— Тогда не знаю… Значит, я ошиблась… И тогда…
— Что?
— Значит, я самая несчастная! Вот что! И я — дура, понимаешь?! Ну что мне делать, Петь?
— Не знаю…
Она заметила, что Копейкин вдруг помрачнел, и забеспокоилась:
— Тебе больно, да? Ты только скажи, а? Пойдем домой!
— Пустяки…
Она протянула ему записку, которую долго мяла в руках.
— Ты передай ему вот эту записку, если тебе, конечно, не трудно…
— Зовут-то его как?
— Коля Кристаллов. И еще… я хотела сказать… тебе смешно, да?
— А что, разве заметно?
— Чего ты такой кислый?
— Погода! — мрачно ответил Копейкин.
Копейкин долго бродил по городу, пока не оказался где-то на окраине, у затона. Здесь было пустынно и тихо.
Странное это было зрелище — целое кладбище кораблей! Старые, ржавые, ободранные, они стояли, тесно прижавшись, а когда поднимался ветер, оторванные железки бились друг о друга, издавая жалобный звон.
Он слонялся по палубам, пролезал в каюты, заглядывал в рубки, а потом, присев у воды, пускал кораблики и долго смотрел им вслед, пока ветерок совсем не уносил их неведомо куда.
Потом он с яростью отодрал подошвы и закинул их далеко-далеко, как только смог…
Джульетта Ашотовна опаздывала.
Класс гудел, ребята роились группками, спорили, болтали, девчонки причесывались, рисовали на доске последние фасоны платьев.
— Слушай, слетай в учительскую, узнай, — если Джульетта заболела, махнем в кино! — сказал кто-то Белкину, и Белкин тут же, перемахнул через парты, вылетел в коридор. В пустом коридоре он наткнулся на Копейкина. Тот был чем-то озабочен.