Вьюга листья на крыльцо намела, Глупый ворон прилетел под окно И выкаркивает мне номера Телефонов, что умолкли давно.Словно сдвинулись во мгле полюса, Словно сшиблись над огнем топоры – Оживают в тишине голоса Телефонов довоенной поры.И внезапно обретая черты, Шепелявит озорной шепоток:– Пять-тринадцать-сорок три, это ты? Ровно в восемь приходи на каток!Пляшут галочьи следы на снегу, Ветер ставнею стучит на бегу, Ровно в восемь я прийти не могу… Да и в девять я прийти не могу!Ты напрасно в телефон не дыши, На заброшенном катке ни души, И давно уже свои «бегаши» Я старьевщику отдал за гроши.И совсем я говорю не с тобой, А с надменной телефонной судьбой. Я приказываю:– Дайте отбой! Умоляю:– Поскорее отбой!Но печально из ночной темноты, Как надежда, И упрек, И итог:– Пять-тринадцать-сорок три, это ты? Ровно в восемь приходи на каток!
ПРИЗНАНИЕ В ЛЮБВИ
«Люди, я любил вас – будьте бдительны!»
Юлиус Фучик (Любимая цитата советских пропагандистов)
Я люблю вас – глаза ваши, губы и волосы, Вас, усталых, что стали, до времени, старыми, Вас, убогих, которых газетные полосы Что ни день – то бесстыдными славят фанфарами! Сколько
раз вас морочили, мяли, ворочали, Сколько раз соблазняли соблазнами тщетными… И как черти вы злы, и как ветер отходчивы, И – скупцы! – до чего ж вы бываете щедрыми!Она стоит – печальница Всех сущих на земле, Стоит, висит, качается В автобусной петле.А может, это поручни… Да, впрочем, все равно! И спать ложилась к полночи, И поднялась – темно.Всю жизнь жила – не охала, Не крыла белый свет. Два сына было – сокола, Обоих, нет, как нет!Один убит под Вислою, Другого хворь взяла! Она лишь зубы стиснула – И снова за дела.А мужа в Потьме льдиною Распутица смела. Она лишь брови сдвинула – И снова за дела.А дочь в больнице с язвою, А сдуру запил зять… И, думая про разное, – Билет забыла взять.И тут один с авоською И в шляпе, паразит! – С ухмылкою со свойскою Геройски ей грозит!Он палец указательный Ей чуть не в нос сует:– Какой, мол, несознательный, Еще, мол, есть народ!Она хотела высказать:– Задумалась, прости!А он, как глянул искоса, Как сумку сжал в горсти И – на одном дыхании Сто тысяч слов подряд!(«Чем в шляпе – тем нахальнее!» Недаром говорят!)Он с рожею канальскою Гремит на весь вагон:– Что с кликой, мол, китайскою Стакнулся Пентагон!Мы во главе истории, Нам лупят в лоб шторма, А есть еще, которые Все хочут задарма!Без нас – конец истории, Без нас бы мир ослаб! А есть еще, которые Все хочут цап-царап!Ты, мать, пойми: неважно нам, Что дурость – твой обман. Но – фигурально – кажному Залезла ты в карман!Пятак – монетка малая, Ей вся цена – пятак. Но с неба каша манная Не падает за так!Она любому лакома, На кашу кажный лих!..И тут она заплакала И весь вагон затих.Стоит она – печальница Всех сущих на земле, Стоит, висит, качается В автобусной петле.Бегут слезинки скорые, Стирает их кулак… И вот вам – вся история, И ей цена – пятак!Я люблю вас – глаза ваши, губы и волосы, Вас, усталых, что стали, до времени, старыми, Вас, убогих, которых газетные полосы Что ни день – то бесстыдными славят фанфарами!И пускай это время в нас ввинчено штопором, Пусть мы сами почти до предела заверчены, Но оставьте, пожалуйста, бдительность «операм»! Я люблю вас, люди! Будьте доверчивы!
В Серебряном боре, у въезда в Дом отдыха артистов Большого театра, стоит, врытый в землю, неуклюже-отесанный, деревянный столб. Малярной кистью, небрежно и грубо, на столбе нанесены деления с цифрами – от единицы до семерки. К верху столба, прилажено колесико, через которое пропущена довольно толстая проволока. С одной стороны столба проволока уходит в землю, а с другой – к ней подвешена тяжелая гиря. Сторож дома отдыха объяснил мне:
– А это, Александр Аркадьевич, говномер… Проволока, она, стало быть, подведена к яме ассенизационной! Уровень, значит, повышается – гиря понижается… Пока она на двойке-тройке качается – ничего… А как до пятерки-шестерки дойдет – тогда беда, тогда, значит, надо из города золотариков вызывать… Мне показалось это творение русского умельца не только полезным, но и весьма поучительным. И я посвятил ему философский этюд, который назвал эпически скромно:
ПЕЙЗАЖ
Все было пасмурно и серо, И лес стоял, как неживой, И только гиря говномераСлегка качала головой.Не все напрасно в этом мире, (Хотя и грош ему цена), Покуда существуют гириИ виден уровень говна!
ПРОЩАНИЕ
За высокими соснами виден забор И калитка в заборе. Вот и время прощаться, Серебряный бор,Нам – в Серебряном боре!Выходила калитка в бескрайний простор, Словно в звездное море. Я грущу по тебе, мой Серебряный бор,Здесь – в Серебряном боре.Мы с тобою вели нескончаемый спор, Только дело не в споре. Я прощаюсь с тобой, мой Серебряный бор,Здесь – в Серебряном боре.Понимаешь ли – боль подошла под упор, Словно пуля в затворе. Я с тобой расстаюсь, мой Серебряный бор,Здесь – в Серебряном боре.Ну не станет меня – для тебя это вздор, Невеликое горе! Что ж, спасибо тебе, мой Серебряный бор, Я прощаюсь с тобой, мой Серебряный бор, И грущу по тебе, мой Серебряный бор,Здесь – в Серебряном боре!
ОТЧИЙ ДОМ
…Еще позволь желание одно Мне произнесть:
Молюся я судьбине.
Чтоб для тебя я стал хотя б отныне Чем для меня ты стал уже давно!
Е. Баратынский
УПРАЖНЕНИЯ ДЛЯ ПРАВОЙ И ЛЕВОЙ РУКИ
1. ДЛЯ ПРАВОЙ РУКИAllegro moderatoВесь год – ни валко и не шатко, И все, как прежде, в январе.Но каждый день горела шапка, Горела шапка на воре.А вор белье тащил с забора, Снимал с прохожего пальто, И так вопил: – Держите вора!Что даже верил кое-кто!2. ДЛЯ ЛЕВОЙ РУКИMaastozoТы прокашляйся, февраль, прометелься, Грянь морозом на ходу, с поворотца!Промотали мы свое прометейство, Проворонили свое первородство!Что ж, утешимся больничной палатой, Тем, что можно ни на что не решаться…Как объелись чечевичной баландой – Так не в силах до сих пор отдышаться!3. ДЛЯ ОБЕИХ РУКVivacheКто безгласных разводит рыбок, Кто – скупец – бережет копейку, А я поеду на птичий рынок И куплю себе канарейку.Все полста отвалю, не гривну, Привезу ее, кроху, на дом, Обучу канарейку гимну, Благо слов ей учить не надо!Соловей, соловей, пташечка, Канареечка жалобно свистит:– Союз нерушимый республик свободных…
ПЕСНЯ ОБ ОТЧЕМ ДОМЕ
Ты не часто мне снишься, мой Отчий Дом, Золотой мой, недолгий век. Но все то, что случится со мной потом, –Все отсюда берет разбег!Здесь однажды очнулся я, сын земной, И в глазах моих свет возник. Здесь мой первый гром говорил со мнойИ я понял его язык.Как же страшно мне было, мой Отчий Дом, Когда Некто с пустым лицом Мне сказал, усмехнувшись, что в доме томЯ не сыном был, а жильцом.Угловым жильцом, что копит деньгу – Расплатиться за хлеб и кров. Он копит деньгу, и всегда в долгу,И не вырвется из долгов!– А в сыновней верности в мире сем Клялись многие – и не раз! – Так сказал мне Некто с пустым лицом И прищурил свинцовый глаз.И добавил: – А впрочем, слукавь, солги – Может, вымолишь тишь да гладь!..Но уж если я должен платить долги, То зачем же при этом лгать?!И пускай я гроши наскребу с трудом, И пускай велика цена – Кредитор мой суровый, мой Отчий Дом, Я с тобой расплачусь сполна!Но когда под грохот чужих подков Грянет свет роковой зари – Я уйду, свободный от всех долгов, И назад меня не зови.Не зови вызволять тебя из огня, Не зови разделить беду.Не зови меня!Не зови меня…Не зови – Я и так приду!
РУССКИЕ ПЛАЧИ
На лесные урочища, На степные берлоги Шли Олеговы полчища По дремучей дороге. И на марш этот глядючи, В окаянном бессильи, В голос плакали вятичи, Что не стало России! Ах, Россия, Рассея –Ни конца, ни спасенья!И живые, и мертвые, Все молчат, как немые, Мы, Иваны Четвертые – Место лобное в мыле! Лишь босой да уродливый, Рот беззубый разиня, Плакал в церкви юродивый, Что пропала Россия! Ах, Россия, Рассея –Все пророки босые!Горькой горестью мечены Наши тихие плачи – От Петровской неметчины До нагайки казачьей! Птица вещая – троечка, Тряска вечная, чертова! Не смущаясь ни столечка, Объявилась ты, троечка, Чрезвычайной в Лефортово! Ах, Россия, Рассея –Чем набат не веселье!?Что ни год – лихолетье, Что ни враль, то Мессия! Плачет тысячелетие По России – Россия!Выкликает проклятия…А попробуй, спроси – Да была ль она, братие,Эта Русь на Руси?Эта – с щедрыми нивами, Где родятся счастливыми И отходят в смиреньи. Где как лебеди – девицы, Где под ласковым небом Каждый с каждым поделитсяБожьим словом и хлебом.…Листья капают с деревца В безмятежные воды, И звенят, как метелица, Над землей хороводы, А за прялкой беседы, На крыльце полосатом, Старики-домоседы, Знай, дымят самосадом. Осень в золото набрана,Как икона в оклад…Значит все это наврано, Лишь бы в рифму да в лад?! Чтоб, как птицы на дереве, Затихали в грозу, Чтоб не знали, но верили И роняли слезу, Чтоб начальничкам кланялись, За дареную пядь, Чтоб грешили и каялись,И грешили опять?..То ли сын, то ли пасынок, То ли вор, то ли князь – Разомлев от побасенок, Тычешь каждого в грязь! Переполнена скверною От покрышки до дна… Но ведь где-то, наверное,Существует – Она?!Та – с привольными нивами, Та – в кипеньи сирени, Где родятся счастливымиИ отходят в смиреньи…Птица вещая, троечка, Буйный свист под крылом! Птица, искорка, точечка В бездорожьи глухом. Я молю тебя: – Выдюжи! Будь и в тленьи живой, Что б хоть в сердце, как в Китеже,Слышать благовест твой!…
КУМАЧОВЫЙ ВАЛЬС
Ну, давай, убежим в мелколесье Подмосковной условной глуши, Где в колодце воды – хоть залейсяИ порою, весь день, ни души!Там отлипнет язык от гортани, И не страшно, а просто смешно, Что калитка, по-птичьи картавя,Дребезжать заставляет окно.Там не страшно, что хрустнула ветка По утру под чужим каблуком. Что с того?! Это ж просто соседкаПринесла вам кувшин с молоком.Но, увы – но и здесь – над платформой, Над антеннами сгорбленных дач, Над березовой рощей покорнойТоржествует все тот же кумач!Он таращит метровые буквы, Он вопит и качает права…Только буквы, расчертовы куклы, Не хотят сочетаться в слова.– Миру – мир!– Мыру – мыр!– Муре – мура!– Мира – миг, мира – миф, в мире – мер…И вникает в бессмыслицу хмуро Участковый милиционер.Удостоенный важной задачей, Он – и ночью, и утром, и днем – Наблюдает за некою дачей, За калиткой, крыльцом и окном.Может там куролесят с достатка, Может, контра и полный блядеж?!..Кумачевый блюститель порядка, Для кого ж ты порядок блюдешь?!И себя выдавая за знамя, Но древко наклонив, как копье, Маскировочной сетью над нами Кумачевое реет тряпье!Так неужто и с берега Леты Мы увидим, как в звездный простор Поплывут кумачевые ленты:– Мира – миф!– Мира – миг!– Миру – мор!
ПРИТЧА
По замоскворецкой Галилее, Шел он, как по выжженной земле – Мимо светлых окон «Бакалеи»,Мимо темных окон «Ателье»,Мимо, мимо – «Булочных», «Молочных», Потерявших веру в чудеса. И гудели в трубах водосточныхВсех ночных печалей голоса.Всех тревог, сомнений, всех печалей – Старческие вздохи, детский плач. И осенний ветер за плечамиПоднимал, как крылья, легкий плащ.Мелкий дождик падал с небосводаСветом фар внезапных озарен…Но уже он видел, как с Восхода, Через Юго-Западный район, Мимо «Показательной Аптеки», Мимо «Гастронома» на углу – Потекут к нему людские реки, Понесут признанье и хвалу! И не ветошь века, не обноски,Он им даст Начало всех Начал!И стоял слепой на перекрестке, Осторожно палочкой стучал. И не зная, что пророку мнилось, Что кипело у него в груди, Он сказал негромко: – Сделай милость,Удружи, браток, переведи!..Пролетали фары – снова, снова, А в груди Пророка все ясней Билось то несказанное слово В несказанной прелести своей! Много ль их на свете, этих истин,Что способны потрясти сердца?!И прошел Пророк по мертвым листьям,Не услышав голоса слепца.И сбылось – отныне и вовеки! – Свет зари прорезал ночи мглу, Потекли к нему людские реки, Понесли признанье и хвалу. Над вселенской суетней мышинойЗасияли истины лучи!..А слепого, сбитого машиной,Не сумели выходить врачи.
ПСАЛОМ
Я вышел на поиски Бога. В предгорьи уже рассвело. А нужно мне было немного –Две пригоршни глины всего.И с гор я спустился в долину, Развел над рекою костер, И красную вязкую глинуВ ладонях размял и растер.Что знал я в ту пору о Боге На тихой заре бытия? Я вылепил руки и ноги,И голову вылепил я.И полон предчувствием смутным Мечтал я, при свете огня, Что будет Он добрым и мудрым,Что Он пожалеет меня!Когда ж он померк, этот длинный День страхов, надежд и скорбей – Мой бог, сотворенный из глины,Сказал мне: – Иди и убей!..И канули годы. И снова – Все так же, но только грубей, Мой бог, сотворенный из слова,Твердил мне: – Иди и убей!И шел я дорогою праха, Мне в платье впивался репей, И бог, сотворенный из страха,Шептал мне: – Иди и убей!Но вновь я печально и строго С утра выхожу за порог – На поски доброго БогаИ – ах, да поможет мне Бог!