Когда я вгляделся в твои черты
Шрифт:
Сегодня Микаса умерла. Чтобы родиться вновь.
Комментарий к 17. Головокружение
Ну, как говорится: «Привет, Микаса, пять лет не виделись» ?
Даже не верю, что я наконец-то замкнула сцену, которую начала аж в первой главе) К ней неделимо прилагается композиция, которая была моим главным вдохновителем с прошлой зимы: TV Girl — Lovers Rock
Очень надеюсь, что глава станет для читателей неплохим предновогодним подарком))
Пост к главе: https://vk.com/wall-24123540_4227
Группа автора: https://vk.com/public24123540
========== 18. Самый счастливый сон ==========
«Это было на самом деле? В этой самой комнате? Она выкрикивала моё
Эрен глядел на Микасу сквозь темноту спальни, перебирая пальцами черные пряди и гладя сонное лицо. По её лбу и плечам двигались свет и тени, намеревались украсть Микасу в иллюзорный мир застывших уличных фонарей и шипящего ветра, целующего изумруд листвы.
«Если уж быть с собой откровенным, всё это полное безрассудство. Даже хуже, чем в шестнадцать! Тогда я хотя бы о презервативах заморачивался, а сегодня напрочь башку потерял. Эгоистичный придурок… Нельзя так с Микасой. Только не с ней. И ведь вопреки этому она так сладко настаивала, чтобы я… Нет, ну точно безумие!»
Эрен поднялся с постели, нащупал в груде вывернутой наизнанку одежды пачку сигарет и зажигалку, затем прошёлся до стола у выхода на балкон и бросил взгляд на пару нетронутых бокалов: по рубиновой глади вина перекатывались потоки мутного света. С праздным интересом взял бутылку, пробежался глазами по незнакомому иностранному названию на этикетке и равнодушно хмыкнул. Как только он размашистым движением опустил бутылку обратно, со стола слетел задетый им лист плотной дорогой бумаги и спикировал вниз. Эрен разглядел в темноте рукописные строчки. Немного удивившись, он наклонился и поднял листок, бубня себе под нос, что не станет читать чужих писем, но любопытные глаза против воли скользнули по одному единственному предложению: «Сегодня я вскрою себе вены».
Письмо легло обратно на стол. Эрен уставился в пустоту, пытаясь осознать прочитанное, и сердце заколотилось в груди столь быстро, что, казалось, подскочит до горла. «Я не имею права. Это подло. Так нельзя», - заговаривал он себя, но просто не смог удержаться и посмотрел вниз.
«Знаешь, мне теперь всего недостаточно. А то, что есть, - не нужно и вовсе. Я сама во всём виновата и не горю желанием тебя винить. Раньше мне казалось, что если у меня будешь ты и твои деньги, то я убегу и буду счастлива. Но я несчастна. Меня тошнит от дорогих платьев и украшений, тошнит от ресторанов (пропади пропадом те ублюдочные омары с нашей последней поездки!), тошнит от бессмысленности нашего брака, тошнит от себя… Я не хочу больше говорить с тобой, не хочу спать с тобой и вообще-то я ничего больше не хочу. Я чувствую себя омерзительной и продажной. Я продала за жизнь с тобой всё - даже ту, кем я когда-то была. Кем меня видел тот, кто не заслужил, чтобы к нему прикасались мои отвратительные руки. Да, я отвратительна. Сегодня я вскрою себе вены. Так странно думать о том, что меня найдут далеко не сразу, а мой труп будет несколько дней гнить в нашей ванной… Я не хочу, чтобы обо мне кто-то горевал. Но точно знаю, что мой чёртов дикий мальчишка станет! Ты не выносишь его, но прошу, в последний раз, умоляю! Скажи ему, где ты похоронишь меня, чтобы он смог принести на мою могилу букет магнолий.
Не держи зла. И прости.
Твоя Микаса.
P.S. Ужасно нелепо писать, что я «твоя», но так почему-то принято. Смешные условности смешной жизни».
Эрен перечитывал письмо снова и снова, не веря, что это могла написать рука Микасы. Строчки сливались, разбегались, теряли и вновь обретали смысл. Он вчитывался
«Я отвратительна… Я ничего больше не хочу», - печально нашёптывал в его голове родной голос.
«Мой труп будет гнить… Я не хочу, чтобы обо мне кто-то горевал», - отпечатывалось на подсвеченном серебром асфальте.
Эрен потушил окурок о зелёную балюстраду, и тот выскользнул из дрожащих пальцев прямиком на ухоженные клумбы с цикламенами. Плевать.
«Сегодня я вскрою себе вены».
Мотнув головой, Эрен поплёлся обратно в спальню. «Так значит, если бы мы с тобой сегодня не… то ты бы…» - подумал он и замер у кровати. Опустился на колени, вновь уставившись в сонные любимые черты. «Мой чёртов дикий мальчишка! Мой чёртов дикий мальчишка!» - продолжало лихорадочно отзываться в его мыслях. Заключил в ладони обмякшую кисть и приложил к своей мокрой щеке, затем принялся покрывать пальчики Микасы невесомыми поцелуями.
«Скажи ему, где ты похоронишь меня! Скажи ему, где ты похоронишь меня!»
Проснувшись, Эрен обнаружил у себя в ногах два махровых полотенца, сложенные стопкой. Микасы в комнате не было. Яркий солнечный свет скользил по паркету, тёплый ветерок колыхал полупрозрачную штору. Подскочив с постели, Эрен бросился к столу, но на нём было пусто. Злосчастное письмо тоже исчезло.
Смутный горький сон.
Достал из кармана брюк телефон: десятки пропущенных звонков и сообщений. Кратко ответил всем «извините, что не пришёл, позже объясню» и побрёл в ванную.
Эрен принял душ, собрал на затылке мокрые волосы и обернул полотенце вокруг бедёр, после чего отправился в кухню, решив, что Микаса была там. Он увидел её на балконе, сидящей за круглым столиком. Она дремала, повернув голову в сторону двора и ребячливо соскользнув вниз по спинке стула. Эрен с трепетом вглядывался в складки задравшейся хлопковой футболки, в хоровод теней листвы на обнажённой коже ног и живота, в плавный изгиб шеи и думал о том, что, пока Микаса на балконе, она спасена от смерти. Эрен беспомощно оскалился и сжал руку в кулак. Ему не хотелось тревожить её хрупкий сон.
Но через секунду она вскинула руки и потянулась, тоненько простонав; мягкий хлопок футболки скользнул вниз. Радужные блики, отскочившие от оконного стекла, бессовестно коснулись белой щеки. Микаса облокотилась на спинку стула в точности так же, как это делал в прошлом капитан Леви, и Эрену показалось забавным, как зыбкая ниточка родственной связи продолжала теперь жить и в ней. «Она наверняка переняла это от него ещё в детстве», — с теплотой предположил Эрен.
В золоте лучей блеснуло обручальное кольцо — отрезвляющее напоминание о том, что он оказался здесь случайно. «Вот бы эта сраная побрякушка могла раствориться и не отравлять меня дурными воспоминаниями!..»
Будто услышав его немые заклятия, Микаса оглядела свою левую руку и тяжело вздохнула, затем взяла со столика текстильную салфетку и обмотала ею безымянный палец. Но, ощутив чужое присутствие, она обернулась и посмотрела на Эрена несколько растерянно и с нарочитой надменностью - надела привычную маску. Размотала салфетку и положила обратно. Он разозлился на неё.
«Не жалей меня. Я хочу ещё!» - возродила память её ночные мольбы, окрасила смугловатые щёки румянцем.
– Ты уже встал?
– В её голосе дрогнуло что-то неестественное, стыдливое.
– Наверное, хочешь поговорить о вчерашнем?..