Когда Йараманга улыбается

Уходит моряк навстречу ветрам,

А кто-то смотрит вослед,

И знает рыбак, что вернётся назад,

Но может быть, что и нет.

Хорош ли будет сегодня улов -

Кто ему даст ответ?

Вернётся с рыбой его баркас,

Но может быть, что и нет.

Полюбит его красотка одна,

Иль счастлив будет сосед?

Надеется он, что ему повезёт,

Но может быть, что и нет.

Но перед тем,

Туманный встречать рассвет,

Йараманга вдруг улыбнётся ему,

Но может быть, что и нет.

(Песня рыбаков архипелага Ароу-Доу)

В стародавние времена остров Наронг из архипелага Ароу-Доу был необитаем. Груды базальтовых обломков, крутые скалы и тёмные потоки застывшей лавы составляли его неприглядный ландшафт. Здесь в ложбинках между камнями гнездились только крикливые птицы. Оперившиеся крылатые странники моря возвращались сюда, чтобы дать жизнь новым поколениям белоснежных смельчаков.

На других островах, как говорили легенды, люди поселились давно. Только Наронг наводил на туземцев ужас: здесь жил подземный огонь. Раз в несколько лет он пробуждался, и гнев его был страшен: из-под земли на огромную высоту выбрасывался столб жидкого огня и тучи пепла.

Огонь стекал в море, и над водной гладью поднимался густой пар. Наронг увеличивался в размерах, а посередине острова, подобно грозящему пальцу, возвышался пик. Он получил название Огненного. Из его жерла истекала огненная лава, грозившая смертью всему живому.

Несколько веков назад у берегов Наронга разбилась шхуна. С какого острова она шла и на какой направлялась, никто не помнил. Известно лишь то, что из всех пассажиров и экипажа корабля уцелела одна девушка. Звали её Йараманга.

Её возлюбленный погиб с остальными, а страдания прекрасной Йараманги были так глубоки, что слёзы девушки залили огненное жерло. На месте кратера появилось озеро, наполненное горячими слезами. Оно не остыло и по сей день, а Огненный пик, наводивший ужас на половину Ароу-Доу, продолжает носить это название до сегодняшнего дня.

Удивительно, но с тех пор, как Йараманга впервые ступила на берег острова, огненная лава больше никогда не вырывалась из-под земли, а Огненный пик со временем порос густым лесом. Долго горевала Йараманга, но боль со временем притупилась. Девушка принялась обустраиваться на негостеприимном острове и окружила Наронг любовью. Она стала возделывать землю и выращивать цветы. Она высаживала их вокруг своего жилища в память о возлюбленном, погибшем на шхуне в тот роковой шторм.

Через некоторое время на Наронг прибыли новые поселенцы. Они были немало удивлены прекрасными цветами Йараманги. Девушка была счастлива. Её сердце было большим: в нём помещалась любовь к каждому человеку, но первая любовь к погибшему возлюбленному сохранилась в её душе навсегда.

Время шло. Буйная растительность охватила безжизненное пространство. Наронг стал цветущим, а люди, поселившиеся здесь, до сих пор выращивают цветы как символ бесконечной любви Йараманги и почитают девушку как покровительницу острова.

Люди не забывают тех, кто их когда-то любил, и в память о прекрасной Йараманге жители Наронга установили на прилегавшем к порту холме её статую: Йараманга в развевающемся платье всматривается в морские просторы, провожая рыбаков на лов и встречая их, приходящих после ночного лова.

На Наронге поговаривали, что иногда можно увидеть, как по губам статуи первой жительницы острова нет-нет, да и скользнёт улыбка, но эту улыбку может увидеть только любящий человек.

С тех давних времён главным событием года для островитян стал праздник цветов в честь Йараманги.

Острова Ароу-Доу похожи друг на друга: бурная тропическая растительность, горы, поросшие густым лесом, лианы, заросли дрока, тамариска и душистого горошка; пики скал, которые кое-где выныривают из листвы, да так и замирают, всматриваясь в море.

Остров Истгиль поменьше Наронга, а столица Истгиля город Танаиба в сравнении с Инолой – захолустный городишко. Если бы не княжеский дворец, притулившийся на горной круче, Танаиба напоминала бы рыбачий посёлок, правда, довольно большой.

Сверкающая вода бухты Истгиля перекатывалась через мокрые глыбы кораллового рифа, оставляя на лоснящихся уступах клочья пены. Солнце обдавало жаркими лучами голые спины грузчиков в порту Танаибы. Десятки больших и малых кораблей, корабликов и лодочек освобождали трюмы, чтобы принять в чрево новые груды товаров, бочонки пресной воды и экзотические для северных стран плоды.

Работы не прекращались ни на минуту. Знать острова предпочитала пережидать изнуряющую жару в прохладных местах, предаваясь беззаботному досугу или посвящая томительные полуденные часы сладкому полусну.

Дворец джар-рена Низвура, как и дома остальных джаров Истгиля, в этот жаркий период погружался в сонливость. Даже слуги, которые всегда должны быть бодрыми и готовыми выполнить любое распоряжение господина, подрёмывали кто где.

– Доложи, что я приехал, – бросил слуге мужчина и привычно уселся на мягкий диван, заложив ногу на ногу.

Гладко выбритое худощавое лицо посетителя могло навести на мысль, что его обладатель ведёт аскетический образ жизни, однако на аскета в свои тридцать с небольшим лет гость походил мало. Тонкий, с лёгкой горбинкой, нос подчёркивал впалость щёк мужчины, усиливая его привлекательность. Посетитель небрежными движениями поправлял щегольской кафтан и постукивал ногой по мраморному полу.

– Джа Клеама ждёт вас, джар, – объявил вернувшийся слуга.

Мужчина встал и вошёл в распахнутую перед ним высокую дверь. На слугу он не взглянул.