Когда загорится свет
Шрифт:
Мелодия умолкла, из темноты раздался резкий смех.
Алексей двинулся, ощущая холодную дрожь. Петька, Петька!.. Снова дымилась земля кровавым туманом, снова дышала пасть врага в лесной темноте и тропинки на болотах перепутывались тысячью путей. Мертвые, убитые в ямах, растерзанная девушка на сельской уличке, кровавое пламя пожара над деревней, грохот выстрелов из засады, трясущийся от страха немецкий капитан, молящий на коленях о пощаде, фашистский фельдфебель, пойманный возле ребенка, проколотого штыком… Смрад крови, дикий, ужасающий чад тех дней, когда тот же Петька, не моргнув глазом, с кривой
А теперь этот Петька брел темной ночью по родному городу, по своему городу, и грабил. Не только грабил — убивал людей, тех самых, за которых проливал кровь в прежние времена. Алексею вспомнились сейчас все россказни о «черной змее», которым он не верил. Теперь он сам взглянул в глаза «черной змеи», — и одним из тех, кто повергал город в ужас, оказался Петька.
— Это ты, папочка?
— Ты еще не спишь?
— Нет… Я легла, но мне сделалось как-то страшно, знаешь? Я зажгла лампу и жду, когда придешь ты или мама.
— Стыдно, большая девочка, а боишься.
— Нет, я не боюсь, а так как-то… Хорошо, что ты уже пришел! Очень темно на улице?
— Темно.
— Вот видишь, маму проводят, а ты шел один, правда?
— А ты что — хочешь, чтобы и меня провожали?
— Нет, я знаю, а только так боязно…
— Ну вот, чего ж тебе боязно?
— Чтобы на тебя не напал кто-нибудь.
— На меня? Ну, что ты!
— Папа, подойди ко мне.
Алексей присел на край кровати, она схватила его руку и прижала ее к теплой щеке.
— Так хорошо. Посиди со мной, ладно?
— Тебе уже спать пора.
— Мне совсем не хочется. А помнишь, когда я была маленькая…
— А теперь ты уже большая?
Ася подумала минуту. Она смотрела на отца блестящими глазами.
— Да, теперь я уже большая. Не смейся, знаешь, я в самом деле… Ты думаешь, я маленькая? Но нет. До войны я и вправду была маленькая.
— Ну и что же было, когда ты была маленькая?
— Помнишь, как ты мне рассказывал сказки? О Шехеразаде, помнишь? И как раз, когда ты хотел рассказать последнюю, ты сказал, что это будет последняя сказка Шехеразады, как раз сделалась война, и ты поехал на фронт… Расскажи мне ее теперь, ладно? Ты же обещал!
— Сказку Шехеразады? Что-то не помню…
— Ах, ну какой же ты… Ну, вспомни! Как Шехеразада рассказывала султану каждый день одну сказку… Ты наверняка помнишь!
Алексей перевел глаза на огонек лампы. Он неуверенно мигал, время от времени керосин трещал в резервуаре, и тогда огонек темнел, словно собирался потухнуть. Из-за стены доносился кашель.
— Ну, папочка, ну?
— Знаешь, доченька, ей-богу не помню. И сказки Шехеразады… это было хорошо до войны, когда ты была маленькая…
— Ты смеешься надо мной.
— Нет… Собственно я хочу рассказать тебе сказку, но другую сказку.
Она радостно заворочалась, укладываясь поудобнее.
— А ты тоже сядь поближе, вот так. Ну, ну?
— Сказка…
— Знаю… Ну, конечно, я уже учила в школе, какой ты…
— Вот и хорошо. Но я расскажу тебе то, чего, может быть, ты и не знаешь.
— Рассказывай, рассказывай.
— Жил-был Тамерлан. Были у него дворцы, и быстрые кони, и золотые перстни, и была жена, прекраснейшая в мире княжна. Но ему не жилось спокойно. Он скучал в своих дворцах и не хотел уже надевать на пальцы даже самые красивые перстни, и даже прекраснейшая княжна казалась ему уже не такой прекрасной. Он дышал радостью, только когда шел в военный поход и извлекал из ножен свой страшный меч.
И принялся Тамерлан воевать. Он хотел завоевать весь мир. На запад и на восток, на север и на юг водил он свои войска. На Волгу и в Китай, на Каспийское море и в Персию. И сам шел во главе своих войск.
— Но мира не завоевал!
— Да, мира не завоевал. Умер он, и похоронили Тамерлана в его городе, в Самарканде…
— Знаю, знаю, там была Мура, их туда эвакуировали.
— Ну, вот… Похоронили его в Самарканде и построили ему большую гробницу из тесаного камня, с голубым куполом, и изваяли фигуру Тамерлана из зеленого нефрита и поставили над гробницей. И спал Тамерлан в своей могиле сто, и двести, и пятьсот лет, и еще больше. И всякий осторожно обходил гробницу: чтобы не разбудить Тамерлана, чтобы он снова не пошел воевать…
— Папочка, ведь он же умер…
— Ну да, но ведь это легенда, понимаешь?
— Понимаю, — глубоко вздохнула девочка.
— Но как-то однажды…
Девочка удобнее умостилась на подушке. Она внимательно смотрела на губы отца, ловила каждое слово.
— Однажды пришли люди и открыли гробницу.
— Зачем?
— Они хотели увидеть, как похоронен Тамерлан. Хотели увидеть, что от него осталось.
— И что и что?
— И когда открыли гробницу, подул ветер и поднял прах, которым покрыты были плиты внутри, прах, в который обратился сам Тамерлан. Это был ядовитый прах. И понес его ветер по всему свету, и где он падал — глаза людей загорались ненавистью и жаждой крови, и они убивали других…
Ася приподнялась на локте.
— Папочка, это очень плохая сказка. А во-вторых, это вовсе неправда.
— Почему неправда?
— Ну как же ты не понимаешь?.. Где эта твоя гробница? В Самарканде, правда? Так если прах пошел по миру, то прежде всего он был у нас, а потом уже дошел до Гитлера, правда? А ведь это немцы первые напали на нас, правда? И ты ведь пошел на войну потому, что фашисты напали на нас, правда?
— Правда, душенька.
— Вот видишь…
— Но ведь это сказка.
— Не люблю таких сказок. Ты бы мне лучше о Шехеразаде…
— Не помню… Как-то не помню сейчас…
— Только об этом своем Тамерлане? А может, ты вспомнишь?
— Может, вспомню, только теперь тебе уже пора спать. Придет мама и рассердится на тебя.
— Мама никогда на меня не сердится. Ты разве не знаешь?
Алексей молчал. Девочка потянула его за рукав:
— Папочка!
— Что?
— Я тебя хотела спросить… Только ты мне окажешь?
— Что такое?
— Но ты мне скажешь правду, самую правду?