Когда заговорят камни

Колупаев Александр Алексеевич

«А где табличка?» – отодвинув занавеску рукой, я попытался понять, что ждет меня за этой красотой.

– Слава! Там твоя слава, – проводник придержал второе полотнище занавески.

Словно в трансе, я нажал на ручку и очутился прямо посредине галдящей толпы.

Нет, толпа не напирала, её сдерживали две красные ленточки, да судя по роскошным нарядам окружающих меня людей, это была вежливая публика. Вежливая и богатая.

– Генрих! Генрих! – скандировала толпа мое имя.

– Герр Рейнгарт, мы из газеты «Le Mond», только одно интервью!

Десять минут!

Репортера газеты оттерли операторы какого-то телевидения.

Справа меня цепко держала за руку какая-то длинноногая модель, а слева, бережно, но крепко вела актриса. Мы шли по красной дорожке, поднимаясь к колоннам высокого здания. Я любезно раскланивался с визжащими от восторга женщинами, а в душе была пустота и тихая ненависть к этим дамам готовым прыгнуть ко мне в постель ради пусть даже маленькой роли в фильме. Шагнул на первую, вторую, третью ступеньку и вдруг – тупая боль парализовала правое плечо, ноги стали ватными и кроваво-красная дорожка больно дарила меня по коленям.

– Врача, врача! – кто-то суетился вокруг меня. Сверкали вспышки фотоаппаратов – ещё бы, такие кадры! Сам великий маэстро голубого экрана великолепный Генрих Рейнгарт рухнул в обморок накануне вручения престижной премии!

– Я же говорила тебе, что четыре таблетки Виагры, это много! – причитала актриса, тормошила меня и все просила не умирать.

«Воздуху, дайте мне глоток воздуху!» – умолял я, но никто не слышал, что хотели сказать мой деревенеющие губы.

– Ты нашла его завещание?! – вторая попутчица схватила актрису за руку, – этот старый жмот, должен был отвалить нам не малую сумму.

– Пока нет, но вот он, ключ от его сейфа!

«Не – е – ет!» – казалось, от крика лопнут мои легкие.

Рудольф, слега, наклонив голову, смотрел как я, потирая грудь, шагаю к третьей двери.

– Ты не желаешь знать, сколько смертей тебя ждало за той дверью, из которой ты только что выскочил?

– Мне и одной там хватило! – я остановился перед третьей дверью. Смутная тревога, смешанная с легкой радостью, словно волна накрыла меня.

Эту простую, добротно сделанную из досок ясеня дверь, я бы узнал из тысячи! Вон там, чуть пониже ручки, до сих пор виднелись две зарубки – это я в детстве вырезал их перочинным ножичком. Влетело мне тогда от бабушки!

Я оглянулся на Руди, и толкнул двери моего детства. Она подалась с трудом.

За дверью не было пола.

За дверью, внизу, была больничная палата. На кровати, опутанный какими-то трубками и проводами, лежал я. Точнее – моё неподвижное тело. Рядом, на стуле, уронив голову на ладони, сидела женщина. И столько в её согнутой фигуре было отчаяния и усталости, что у меня перехватило дыхание!

– Эмма! Ты пришла! Ты снова со мной! – волна моего крика полетела во все стороны и этот звук, словно волшебный ковер – самолет стал плавно опускать меня вниз.

Женщина, встрепенулась, поправила подушку и чуть слышно прошептала:

– Я теперь всегда буду с тобой! Только не умирай! Только скажи мне хоть

одно слово!

«Да!» – мои губы с трудом выдохнули это.

– Забудь все и не вспоминай! – мой проводник летел рядом со мной.

А я в нем больше и не нуждался! Я точно знал свой выбор. И я сделал его – моя рука слабо сжала руку Эммы, и губы ещё раз тихо повторили:

– Да!

Через неделю, Эмма принесла мне свежую газету. Крупный заголовок венчал знакомую фотографию. На ней, «папаша Блю», с чувством жал кому-то руку. Текст был лаконичен:

«Знаменитый кинопродюсер Блюмгарт, не только оплатил дорогостоящую операцию малоизвестному писателю Генриху Рейнгарту, но запустил в производство новый фильм по его произведению – «Забыть все, чтобы вспомнить!». Знатоки многосерийных кинолент, не сомневаются, что нас ждет настоящий шедевр. Вот уж истинное название. Мы все забыли о Рейнгарте который провел в тяжелейшей коме почти шесть месяцев, но нашел в себе силы вернутся к нам. А Блюмгарт с его необыкновенным чутьем, заставит нас долго помнить о талантливом сценаристе Генрихе Рейнгарте!»

Магнит для денег

Станция. За окном замелькали постройки, потянулся асфальт перрона.

– Станция Березовое, стоянка двадцать минут, – предупредил проводник.

– А не выйти ли нам, да купить всем по мороженному? – предложил Виктор, прервав очередной анекдот.

Подсел он к нам в купе плацкартного вагона, утром, часов в шесть. Сразу стало шумно, суетно и весело. Разбудил двух девчонок, наверное, студенток – первокурсниц. Уговорил меня попить вместе с ним чайку, презентовал газету с кроссвордами, крепкому мужчине с волевыми чертами лица, соседу у окна в коридоре и успел рассказать о том, что едет из деревни своих родителей, где помогал в уборке урожая местному фермеру.

Скорее всего, он был из породы тех редких людей, что зовут в народе: «душа компании», держался всегда весело и непринужденно, но не назойливо.

– Идем, идем – затормошил он меня, – вон из других вагонов народ подтягиваться к лотку мороженщика начал!

И правда, утренняя прохлада потихоньку сменилась духотой летнего полдня и у киоска с мороженным толпились покупатели.

Мы заняли очередь. Товар продавал чрезвычайно бойкий, молодой продавец. Подавал стаканчики с пломбиром, быстро набрасывал брикеты в полиэтиленовый пакет, принимал деньги, играючи отсчитывал сдачу.

– Во ловкач! Во дает! – восхитился Витек, так для краткости про себя называл я попутчика.

– Да, шустрый малый, – согласился я, – А иначе и нельзя, стоянка поезда минуты, тут поворачивайся, иначе весь покупатель уедет!

– Да не в том дело, со сдачей химичит. Сейчас мой магнит сработает!

– Что за магнит? – не понял я.

– Сейчас, сейчас увидишь! – отмахнулся Витек от моего вопроса.

Переспросить было некогда, так как подошла наша очередь.

– Мне вон то, пластмассовое ведерочко и четыре брикета «Лакомки», – зарядил Витек продавца.