Когда засмеется сфинкс
Шрифт:
— И что же там было? — спросил Фрэнк.
— Ни-че-го, — отчеканил Кребс и опустил на миг веки.
— То есть как ничего? — оторопел Грег.
— Представь себе: на них не было ничего. На женихе, невесте, гостях и остальных присутствующих. Они стояли, вернее, метались, голые, в чем мать родила, совершенно голые, будто не в церкви, а в бане, не хватало разве мочалок. Это смахивало на вавилонское столпотворение, разница разве в том, что люди горланили на одном языке. Кто-то раздел их дочиста за те мгновения, покуда было темно.
— Но этого не может быть! — вскричал Фрэнк и вскочил.
— Сиди, сиди. Вот как раз это-то я тоже сказал комиссару. Но, к сожалению, случилось именно так.
На следующий день газеты пестрели броскими заголовками и пикантными, если можно так сказать, снимками. Такого скандала еще не видывал город. Оппозиция захлебнулась от восторга — уж этот шанс перед баллотировкой упустить нельзя. И главный их козырь, старый и испытанный, набивший оскомину, — куда смотрит полиция при нынешнем правительстве, если преступники обнаглели до того, что обворовывают честных, уважаемых всем городом да и страной людей даже в божьем храме. Тиражи газет подскочили вдвое, к церкви ринулись толпы любопытных, и, уж конечно, этим воспользовались карманники и прочая дрянь. В суматохе вспыхнули грабежи и насилия. Короче, если когда-нибудь и произойдет конец света, то выглядеть он будет таким, каким были те суббота и воскресенье. Вот так-то, дорогой мой.
— Уму непостижимо, — протянул Фрэнк — Ведь у самого Робинсона существует собственная охрана — они-то куда смотрели?..
Несколько минут длилось молчание. Затем Кребс опять потянулся к бутылке и тихо, почти шепотом произнес:
— Но, черт побери, на этом не кончилось. Как бы не так. Спустя два дня все повторилось на выставке декоративных цветов, организованной этой самой Хупер, теперь уже миссис Робинсон. В павильоне экзотических растений одиннадцать человек — среди них восемь женщин — снова расстались со своей одеждой. Фланирующие бездельники и прочий сброд ворвались в оранжереи, поломали растения и мебель, побили стекла, а заодно и двух полисменов. И опять пострадали самые богатые люди — цвет общества.
— Ну, это-то понятно, — в раздумье произнес Фрэнк, — с бедняка снимать нечего. Расчет естественный — удивляться не стоит.
— Пресса визжала от восторга. Прилавки киоскеров заполнили специальные выпуски и фотоприложения. Оппозиция, наверное, ставила сотни свечей этим гангстерам, столь удачно и своевременно пришедшим им на помощь.
— Подождите, а не могли они сами подстроить это, кто-то из тех, что претендуют на посты в новом правительстве?
— Я тоже сначала подумал так, — ответил Кребс. — Это было бы вполне закономерно, в политике хороши любые средства. Но одно обстоятельство смешало мне карты. Если о двух предыдущих происшествиях я информирован через других лиц, то третьему оказался свидетелем лично. Да, да, настоящим очевидцем с начала и до конца. — Он осушил одним махом рюмку и, вытерев губы ладонью, сказал: — Позавчера. В театре-варьете «Голубые грезы». Излишне напоминать — всю полицию после этих событий поставили на ноги, шпиков, филеров, осведомителей, тайных и явных. Даже вызвали несколько воинских подразделений. Инспекторов разослали в наиболее оживленные места, где обычно коротают досуг сливки общества и богатеи. Я очутился в варьете. Был в штатском, сидел в ложе осветителей, справа от сцены. Представление шло как обычно — все было нормально.
Я смотрел па сцену — ты знаешь, я не одобряю подобных зрелищ, здесь наблюдал по долгу службы. Боже мой, что там было. Музыка гремела, а девахи не плясали. Да, мой милый. Они подошли голенькие к самой рампе и захлебывались от смеха. Гоготали во всю глотку, буквально ломались пополам, хватались за животики и тыкали пальчиками в зал. Я взглянул туда, обомлел и тоже захохотал, хотя, поверь, уж мне-то было не до смеха. Все смахивало на то, что зрители и актеры поменялись ролями. Первые два ряда — самые дорогие места — были сплошь заполнены голыми людьми. Они дергались, визжали, лезли под кресла, пытались чем возможно прикрыться. Это, я тебе скажу, была небывалая картина.
— Но почему же именно этот случай, как вы говорили, смешал ваши карты и отвел обвинение от оппозиции? — спросил Фрэнк. — Мне думается, он их лишь укрепил.
— Да потому, что среди пострадавших находилась половина тех самых оппозиционеров и их лидер. Извини, конечно, в политике для достижения цели и все средства сойдут, однако выставляться на всеобщее обозрение в столь непотребном виде, тем более на смех, вряд ли решится даже самый оголтелый карьерист. Да на чье посмеяние, господи, девчонок, которые добывают кусок хлеба публичным показом женских прелестей. Нет, простите, на это не пойдет никто. А следовательно, оппозиция здесь ни при чем — к этим историям приложил руки кто-то другой.
— Случай действительно беспрецедентный, — задумчиво протянул Грег.
— Вчера меня пригласил шеф полиции и очень вразумительно заявил: если в течение недели преступников не обнаружат, меня уволят, вернее, просто выбросят со службы без выходного пособия, пенсии, до которой всего год, но зато с волчьим билетом.
В моем положении, в моем возрасте это не нищета, а гибель. Самая настоящая смерть. Я хочу попросить тебя помочь. Скажу откровенно — это последняя и, думается, единственная надежда. Никаких иллюзий у меня нет и быть не может. — Кребс вновь потянулся за бутылкой, в которой уже оставалось на самом донышке. Он наполнил рюмку, вылил последние капли и тут же опрокинул в рот.
Грег заметил — Кребс, почти не употреблявший алкоголя, опьянел. Лицо побагровело, седые пряди прилипли к потному лбу, глаза затянула мутная пелена.
— Вот такие дела. — Он потер ладони и взглянул на Фрэнка. — Что ты ответишь?
— Странный вопрос, отец. Сейчас же начну расследование. Дело необычное, но то, что творят одни, разоблачают другие. В различного рода сверхъестество и дьявольщину я не верю. Ты можешь поподробнее сообщить о происшедшем?
— В этом нет необходимости. Завтра утром я пришлю с надежным человеком копии всех материалов по этому проклятому делу. Абсолютно все. — Он встал. — Сейчас мне надо идти домой. Сегодня приедет жена из больницы и сообщит, как там с невесткой. Малышок опять сидит у соседей.
— Я провожу вас, — Грег тоже поднялся, — мы пройдемся пешком, проветримся, а потом возьмем такси, машину я отдал мисс О'Нейли, она гостит у родственников.
— Я и раньше редко пользовался такси, Фрэнк, а теперь отъездился окончательно. — Инспектор, покачиваясь, направился к двери. — Да, отъездился.
— Господи, как я сразу не сообразил, простите меня ради бога. У вас же нет денег. Я дам вам. Сколько вы хотите, пожалуйста?
— Нисколько. Я и так весь в долгах и одалживаться еще не желаю.