Когната
Шрифт:
— Я тоже, — кивнула Секунда, — но ведь это ты сейчас говоришь. А потом ты спрыгнешь.
— С чего бы? — не понял Константин.
— Если ты думаешь, что это тебя спасет, когда Фумус вернется, то зря надеешься.
— А я и не надеюсь, — отвечал Константин. — Это ты надеешься, что он вернется. Ну и надейся дальше, кто ж тебе мешает?
— У тебя никого нет, — поняла она, когда Константина уже почти вывели.
Рыцарь, почувствовав, что Константин желает ответить, остановился.
— У меня много кто есть, — сказал Константин. — До такой степени много, что одним знакомым
Она усмехнулась:
— А зачем?
Константин пожал плечами, он и сам не понимал, к чему дал такое обещание. Ему было ее жаль, хотя милосердия Секунда мало заслуживала. С другой стороны, она не скрывала своих взглядов, хотя могла и притвориться жертвой обстоятельств. Их объединяло то, что они оба оказались оруженосцами, а их среди людей имелось не так уж и много, так что Константин испытывал что-то вроде родственного чувства, хотя и осознавал, в какой мере оно ошибочно.
— Моя мама плохим драконом является? — осторожно спросила его Когната, пока они двигались от комнаты, поделенной на две половины, до широкого автомобиля.
— Она для тебя плохой не является, а для всех остальных ужасный дракон есть, — кивнул Константин. — Даже чудовищный.
— И что я делать должна?
— А это на болезнь похоже, — попробовал объяснить Константин. — Вот я хромаю, а у тебя мама злодейская есть. Это, что я всех остальных хромыми сделать должен, вовсе не значит. А твоя хромота даже не заметна.
— Но заметна… — правильно поняла Когната и потрогала иероглифы на платье. — Твоя хромота тебе трость дала, и ты смог пистолет отбить. А что у меня появилось?
— У тебя благодаря маме жизнь появилась, — банально ответил Константин. — Это такая трость, которой можно столько пистолетов отбить, что и не сосчитаешь.
— И, как мама, в заточение угодить можно, — подсказала Когната.
— Тут уж от тебя зависит.
— Да, — кивнула Когната.
Привезли Константина не в гостиницу, не в кафе, а куда-то ближе к окраине мегаполиса — к небольшому дому с обширным садом вокруг, где по кустам паслись красно-белые рыцари, и он понял, что это дело рук Волитары. На пространстве между фонтаном и кустами акации, подстриженной в кубы, пинали мяч два мальчика, в одном из которых Константин опознал Антона. «Кривоногая обезьяна!» «Слепая каракатица!» — доносились крики.
Когнату высадили еще где-то в городе, так что, вынутый из машины, Константин пожал руки, ему почтительно вернули тросточку и окружили очередными рыцарями. «Почему в городе нельзя было остаться», — с досадой подумал Константин.
Его провели в дом, где уже находилась Волитара.
—Ты не переживай, — предупредила она. — Я тебя утомлять не собираюсь, я после ужина удалюсь. Как встреча прошла?
Константин только махнул рукой:
— Давай потом. Когнату жаль.
— Лишь бы ей затем всех нас жалко было, — улыбнулась Волитара.
— Боишься, что она твоей невесткой станет, когда подрастет?.. Это не твой там с Антоном в футбол играет?
— А… не-е-ет, это не так есть! — почему-то засмущалась и вроде бы немного испугалась Волитара. — Это племянник моего дорогого мужа сюда нами отправлен. Мы сюда и учителей пригласили. Тут и стрельбище имеется. И это место от лишнего шума достаточно удалено. А если ваши дети еще к нам попадут, мы их сюда отправлять будем.
— А я тут зачем тогда?
— Ты, чтобы вероятность импринтинга понизить, здесь находишься, — терпеливо пояснила Волитара.
— А ты уверена, что при виде моей мрачной рожи эта вероятность не повысится?
— Это уж от твоих поступков зависит, — Волитара хитро блеснула глазами. — Ты постарайся. Не мне, если что-то не так пойдет, отчеты на человеческую сторону слать придется.
— Главное, эти ваши экскурсионные полеты убрать из программы проживания, — заключил Константин. — На полетах-то я как раз чуть и не сломался.
…За ужином драконы, а их находилось в столовой штук десять, не скрывали своего любопытства при виде того, как Константин и Антон едят овсянку. Разве что Волитара, сидевшая по правую руку от Константина, и бровью не повела. Племянник Волитариного мужа тоже выпросил себе тарелку и с недоумением съел. Антон настолько освоился с драконами, почти подружился с Волитарой и до такой степени не проникся столовым этикетом, что болтал с мальчиком-драконом (а того воспитатель, который к нему прилагался, слегка осаживал и не давал развернуться, как Антону). На шутки Волитары, которую никто осадить не мог, Антон отвечал громким смехом.
— Мне осталось пять месяцев и двадцать три дня здесь быть, — сказал Антон между делом. — А когда я домой вернусь, что я буду делать? Я в Зеркало смогу сбежать и путешествовать?
— Тебя тут не за этим держат, — объяснил Константин. — Ты вырастешь, а потом других детей через Зеркало будешь водить, если захочешь.
Константин подумал и прибавил:
— Да и, наверное, если и не захочешь, а все равно будешь.
— Или захочу и не буду, или не захочу и не буду, — предположил Антон.
Константин с сомнением покачал головой:
— Мой опыт подсказывает, что скорее два первых варианта.
— А мне еще пообещали, что фехтовать и стрелять здесь научат, — похвастался Антон. — Это ведь правда?
— Это, возможно, и правда, но я тебя научу тому, что тебе понадобится большую часть твоей жизни, если ты начнешь через Зеркало ходить и с драконами свяжешься.
— Это что? — заинтересовался Антон.
— Письма писать будем. Ты давно родителям писал? Заодно можно будет держать на контроле, отвыкаешь ты от человеческой речи или нет.
Антон поскучнел:
— Я им совсем еще не писал, но я сегодня не хочу. Я хочу завтра.
— Ага, завтра, потом послезавтра, а потом никогда.
— А мы сначала пострелять можем, а потом письма напишем, — примирительно предложил племянник Волитары. — Я Антону письмо напишу, а он его прочитает.
— Тогда я тебе тоже напишу! — оживился Антон.
Мальчики говорили это, уже вылезая из-за стола и с грохотом распахивая створки высокой двери, полной красных и белых стекол, и пропадая в коридоре, так что вскоре от них осталось только эхо, а затем, после очередного грохота, все и вовсе смолкло. Воспитатель племянника с невозмутимым лицом последовал за детьми.