Кого не взяли на небо
Шрифт:
Ободрённая словами мёртвого родоначальника норвежского блэка, Аглая Бездна набрала полные лёгкие воздуха и что есть мочи дунула в сморщенный, словно задница, кончик перламутровой раковины.
И та явила свой глас — не вопль, но зов. Вой северных боевых рогов причудливо сплетался с низким гулом тибетских дунгченов, рождая холодные, суровые звуки.
Призыв пронзил монолит скалы под монастырём — грохот в недрах усилился. Исполинские камни, заслоняющие проходы вглубь горы, треснули и разлетелись мелкими осколками. И те, кто спал, ответили на зов. Смрад, вырвавшийся наружу сквозь зияющие чернотой норы, обрёл
Колокол на башне смолк.
— Идущие путём луча явились на твой зов, немёртвый махири.
Голоса шелестели, трещали, будто рвущаяся материя.
— Я не звала вас, пробуждённые, — твёрдо произнесла бледная, как мел девушка, — Я жду детей Упуаут.
— Мы здесь по собственной воле, — шептали голоса вокруг, — Неживые оборотни всегда расчищают путь для отпрысков Вепвавет. И мы спрашиваем тебя, немёртвый махири: ты приготовила щедрое подношение для серебряных волков, что явятся следом за нами?
Аглая Бездна задумчиво глянула на колокольню, где виднелся силуэт Йонаса: гигант замер, намотав на руки канат колокольного языка.
— Приготовила,— вздохнула девушка.
— Вот как? — скрипел воздух вокруг, — Тогда зови мёртвых детей Великого Волка: они восстанут, когда раковина пропоёт им три раза.
Эйнстейн оказался прав: стоило лишь начать, войти в образ. Отчаяние и безнадёга полностью овладели Бездной, вытеснив все тревоги и надежды. Теперь она точно знала, что надо делать.
Чувственный рот приоткрылся, с кончика острого язычка слетали неведомые слова — те рождались где-то в глубине, прямо под сердцем. Она не знала, что означают произносимые звуки, но понимала смысл. И теперь она прекрасно знала, что происходит.
Закончив первый круг заклинания, махири поднесла к губам раковину. Та запела в одиночестве — колокол молчал. Второй круг ритуального заклятия дался ей гораздо легче: Бездна вошла в раж. Она откинула разрисованный костьми капюшон прочь; несмотря на безветрие вокруг, её волосы развевались, подхваченные магическими вихрями энергий. Евронимус визжал от восторга:
— Если бы у меня был член, — хрипел череп, — То я бы сейчас дрочил, глядя на тебя, махири.
Третий круг речитатива закончился слишком быстро: раковина взвыла в последний раз, и наступила тишина.
Они проснулись.
И снова появился дым. На этот раз седой, словно запылённая паутина. Матовая кисея окутала зияющие чернотой норы, и те кто спал, явились в сиянии серебряных всполохов.
Мёртвые волки, дети Вепвавет.
Распахнутые в жутком оскале пасти; свалявшаяся шерсть, колтунами свисающая с обнажившихся рёбер; терпкий смрад древней могилы и яростный голод, горящий красными углями в пустых глазницах. Толпа оборотней, стоящих тесным кольцом вокруг Бездны, преклонила колени. Семеро исчадий, воплощения абсолютного ужаса, приблизились к девушке в одеянии схимника. Та стояла широко расставив ноги: в одной руке чудесная раковина, в другой — полуистлевшая голова мертвеца.
— Мы пришли на твой зов, немёртвый махири, — воздух шелестел палой листвой, — Мы признаём тебя голосом Великого Волка. Ты поведёшь нас в бой. Но мы слишком голодны, чтобы сражаться. Ты приготовила нам ритуальное подношение?
— Как насчёт сочного куска чёрного сала? — пискнул череп.
Махири молча воздела руку, сжимающую раковину, в небеса. Перламутровые шипы блеснули в лучах всходящего солнца, указывая на колокольню.
Семеро подняли оскаленные пасти, полные вязкой коричневой слюны и шумно втянули воздух сквозь чёрные влажные ноздри. Потом бросились к распахнутым дверям храма.
Аглая Бездна бросила раковину наземь, оборотень в монашеской рясе заботливо поднял её. Девушка щёлкнула освободившимися пальцами: раздал треск — пространство наполнилось мельчайшими серебряными разрядами, а красное небо пронзил ослепительно яркий луч голубого сияния.
— Исполни своё восхождение, Йонас! — крикнула махири, — Смело ступай вперёд, уголёк!
— Не вопрос! — раздался сверху густой баритон.
В полый световой тоннель ринулся негр, закутанный в монашескую рясу, а следом, щёлкая кривыми клыками, устремились семеро призванных мертвецов.
— Перекусите в бою, мои хорошие, — девушка отёрла капельки пота со лба, — Отведаете белых ангелов. Чем не щедрое угощение?
— Вы с нами? — чёрные брови девушки вопросительно изогнулись.
— Мы пойдём туда, куда поведут нас мёртвые волки, махири Госпожи и чёрный Иисус, — ответствовали оборотни.
Девушка, облачённая в одежды схимника, гордо прошествовала к дверям храма, сопровождаемая толпой волколаков, наряженных в монашеские рясы. Кротко сложенные под высокой грудью женские руки удерживали полуистлевший человеческий череп. Створки церковных дверей захлопнулись за ними с глухим стуком: так опускается крышка гроба, навсегда отсекая мертвеца от оставленного им мира.
— Хик! — взвизгнул сильный женский голос и голубой луч взорвался ослепительной вспышкой, что вскоре потухла, поглощённая багровым небом Города Волков.
Глава двадцать первая. Conspiracy. Часть первая
Когда божественное сияние погасло, затухло и пламя семи золотых светильников: небесный чертог погрузился в серую мглу. Скорбную тишину, царящую под чудесными сводами дворца небожителей, нарушали лишь протяжные стенания Престолов — те страдали от смрада разлагающегося тела, изнывали под тяжестью мёртвого Бога на своих плечах. Серафимы продолжали исправно закрывать крыльями лица: ужас, что внушал им Божий лик при жизни, сейчас сменился отвращением.
— Бесполезно ждать чуда, он гниёт уже почти восемь лет. Мы должны похоронить его, Микаэль.
Произнесшее эти слова существо протянуло вперёд изящную руку и погладило белоснежные перья, что светились молочно-белым сиянием.
Названный Микаэлем поднял голову: высокий лоб прорезали морщины тягостных размышлений, прекрасное лицо осунулось от непрестанных душевных мук.
— Я не знаю, как провожают в последний путь Богов, Габриэль, — ответил архангел,— Но ты прав: не стоит больше ждать чудес — мы похороним его, но...