Кого не ждали
Шрифт:
— Где остальные? — недоумённо спросил тот, кого позвали стражники.
— Ждут у ворот, — объяснил стражник.
Мужчина заметно повеселел:
— Я - граф Дворцовый, часто бываю в столице у короля. Если вы сообщите нечто важное, я обязательно ему это передам, — он говорил будто бы доброжелательно, но было и в его голосе и в блеске глаз что-то холодное.
Я рассказала, к чему привела страну и людей непрекращающаяся вражда с соседями и к чему приведёт, если будет продолжаться. И граф, и стражники, и случайные прохожие вначале слушали меня несколько насмешливо, потом, похоже, задумались над моими
— Не беспокойтесь, я всё объясню королю, — заключил мужчина, дослушав меня. — А теперь вы можете возвращаться. Проводите её. Иногда у нас на улицах неспокойно.
Те же стражники, которые привели меня на площадь, пошли со мной к воротам. Лучше идти с ними, чем оставаться здесь.
Поворачиваясь к графу спиной, заметила выскользнувшего из-за фонтанов старика, который слишком внимательно меня разглядывал и слишком старательно вслушивался в каждое моё слово. Откуда-то появилась уверенность: от старика следует ждать неприятностей. Сердце на миг замерло, потом забилось ровно. Вроде бы ко мне прислушались. Мириона молчала, вероятно, наблюдала за оставшимися на площади людьми.
Стражники вышагивали, как заведённые, широкие и узкие улицы тянулись одна за другой.
Мы уже вышли на улицу, ведущую к воротам, когда знакомый голос предупредил:
«Беги! Направо. Как можно быстрее. Быть может, успеешь выскочить в другие ворота!»
Из левого закоулка выскочили семь стражников. Один из них крикнул, чтобы меня схватили. Я побежала, но меня догнали, связали руки.
— Ведите её в тюрьму. Граф пошлёт гонца королю. Тот, кажется, уже разыскивает её, — объяснил кто-то из семерых тем двум, которые сопровождали меня к городским воротам, а теперь повели к тюрьме.
«Но почему?» — в отчаянье я подняла глаза к небу.
«Министр, которого ты встретила у ворот королевского дворца, убедил короля разыскать тебя. Решил, что твои слова могут быть опасными, приведут народ к неповиновению».
«И ты не предупредила меня?»
«Ты не спрашивала ни о чём. Не спросила, стоит ли идти одной, сама так решила. Люди сами должны всё решать — это правильно. И какие глупости бы вы не затевали, мне остаётся лишь смотреть на вас!» — с отчаянием сказала она. Наверное, это невыносимо: следить за всем и ничего не менять, верить в кого-то и разочаровываться в нём.
«Мы всегда верим», — возразила Мириона. Не ясно, кто эти «мы». Тайны, тайны…
Меня заперли в сыром и мрачном подвале. Почти под самым потолком было крохотное окошко, в которое проникал воздух, шум города и его пыль, слабые лучи солнца и изредка капли дождя. У меня отобрали мою сумку, не оставив ни кусочка того хлеба, что я купила в селе.
День просидела на начавшем плесневеть сене. На душе было мерзко. Ни о чём не думалось. Тюремщик, заглядывая в дверной глазок, язвительно утверждал, что короли простыми людьми не интересуются, прочил мне дворцовую жизнь и смиренно умолял не оставить его моими милостями, когда вознесусь.
С королём стоило увидеться, но вряд ли Ростислав стал бы меня слушать. Или всё зависело от того, что я скажу? А я не представляла, что можно сказать жестокому, самодовольному, по слухам, человеку на троне. И мнения его, видимо, исходят от советников вроде того министра, который воевал с воронами.
На второй день пришло отчаяние:
«За Грань уходит память о мелком и незначительном. Сохраняется в веках память о светлых и зловещих деяниях и именах».
«Расскажи мне о них, пожалуйста. Сама понимаю, обо всех знать не смогу, но хотя бы о ком-то!»
Весь день и часть ночи слушала её. Узнала о том, что бы пригодилось и мне. Вместе с ней восхищалась делами кого-то. Успокоилась, убедившись: не обо всех помнят, но это не значит, что их не было…
Через шесть дней пришли молодые воины и вывели меня из подвала. Мои руки опять связали, меня, словно мешок со свёклой, закинули в телегу. Возница тронул вожжи, лошадь вяло застучала копытами, верховые закачались возле телеги. Покормить перед дорогой забыли. Почти все шутки, которыми они перебрасывались, касались меня. Сначала их пошлости задевали, потом пропускала мимо ушей. Иными эти парни стать не могли, ведь им не говорили, что можно вести себя по-другому. Около часа продолжали они шутить, прогоняя скуку, потом, не дождавшись ни возмущения, ни слов моих, истощив своё остроумие, замолчали.
Через три дня целые и невредимые (не учитывая моих синяков) мы добрались до столицы. Сердце замерло, когда мы выехали из леса и приблизились к городским стенам. Роман часто дежурил у ворот и сегодня мог меня увидеть. Кинется ли он меня выручать? Надеюсь, этой глупости не сделает: его могут серьёзно ранить или сразу отправят за Грань. Пусть живёт, что бы ни случилось со мной.
А где теперь Кан? Где Эндарс? Впрочем, сейчас мне нужно надеяться только на саму себя. Мир явно не сможет выручать меня из всех переделок и бед. Да и не обязан меня выручать. В чём моя сила, мне не ясно. Надо выяснить, пока не поздно.
Воины, охранявшие главные ворота, уже знали обо мне. Моё спокойствие и молчание заинтриговало. Некоторые помнили моё недавнее исчезновение. Ко мне приглядывались, силясь разглядеть следы слёз или испуг на моём лице.
— Не девка, камень. Неужели и не догадывается, что король с ней сделает? — поделились своими наблюдениями мои охранники с горожанами.
— Да ей, похоже, всё равно, что с ней сделают. К Среднему городу людей привела, а с собой не взяла. Ни один умный человек бы так не поступил.
— Что с неё взять? Она ж ничего не понимает кроме того, как полы мести, одежду штопать да обед готовить.
Это я и раньше слышала, потому не обиделась и промолчала. Меня оглядели со всех сторон, обсыпали усмешками. Только после этого лошадь, понукаемая охранником, неохотно потянула телегу на городские улицы. Верховые заняли свои места по сторонам и сзади от телеги.
Во дворце мне показалось, будто Кан находится где-то рядом. Выкинула эти нелепые мысли из головы и вернулась к речи, заготовленной для Ростислава. Рассказанное Мирионой помогло мне составить обращение к королю намного лучше, чем прежде.