Кого за смертью посылать
Шрифт:
Когда женщина в тягости, не следует ей перечить, потому что и ребенок тогда может пойти поперек, но богатырь все же проворчал:
— В других семьях муж вернется весь в крови по самые уши, притащит всей добычи — пригоршню меди, так его жена добытчиком и голубчиком навеличивает…
— Ладно, голубчик, — Карина подошла к мужу и обхватила его голову рукой. — Хорошо потрудился, прямо даже не верится. Чудеса тебе, видно, сами в руки идут…
Лучше бы не напоминала!
— А дедов твоих куда определим?
— Будут воспитывать сына, — важно сказал Жихарь. — Научат его драться, опасно
Ты не гляди, что он сейчас балуется — надо же и ему от вечных раздумий передохнуть!
Княгиня вдруг погрустнела.
— Неудобно получается, — сказала она. — Я, пока тебя не было, выписала для детей заграничную гуверняньку… Очень, очень строгая и ученая женщина.
Только вот сказки рассказывает какие-то страшные. Так ведь она недаром и зовется Апокалипсия Армагеддоновна! Боюсь, не уживется она с этими… Котом и Дроздом…
— Жалованье повысить — так и с Лихом Одноглазым уживется, — сказал Жихарь, после ярмарки поверивший во всевластие денег.
— Спасибо тебе, дурачок мой, — неожиданно сказала Карина. — А то дела наши были совсем худые… Теперь для нас главное — употребить деньги с пользой.
Зови сюда своего Колобка, погляжу, какой из него хозяйственник…
Но звать Колобка не пришлось — на крыльце завизжало, застучало босыми пятками — Ляля и Доля все никак не могли словить проворного Гомункула.
Жихарь поймал всех на ходу, отделил Колобка от малышек, посадил дочерей на плечи и закружился по комнате. Потом стал с ними подниматься в горницу.
— Пусть мать делом займется, — шепнул он. — А мы тихонько наверху посидим.
Дочери у Жихаря получились, конечно, рыжие и конопатые, только глаза у них были карие и большие. Отличить их друг от дружки можно было единственно по цвету ленточек в волосах, и то в бессловесном возрасте, а потом Ляля и Доля додумались этими ленточками меняться, ввергая весь дом в головную боль.
Княгиня вздыхала, что на рыжих невест никаких женихов не сыщешь, а князь возражал, что для женихов, гляди, еще придется расширять дворовую ограду.
— Ну, чему вы тут без меня выучились? — сказал богатырь, стряхивая близняшек на ковер, усыпанный гостинцами. — Всех ли кошек на деревья загнали, всем ли собакам хвосты накрутили?
— Батюшка, батюшка! — наперебой затарахтели Ляля и Доля. — Некогда нам глупостями заниматься, нас Апокалипсия Армагеддоновна в строгости держит!
— В какой строгости? — насторожился богатырь.
— Не велит бегать босиком, перебивать старших, рисовать на заборе куриную лапку в кружочке, стирать цыплят в корыте и добывать козюли из носу, а велит вместо того чистить зубы и ножки мыть перед сном!
— Вот так строгость, — сказал Жихарь. — Разве не тому ли мы с матерью вас учим?
— Так то вы-ы! — завыли дочки. — А то она-а! Она нас целых три дня заставляла свое имя выговаривать без запинки!
— Но ведь научились же! Теперь вам никакой иноземный посол не страшен, сразу проименуете, и о вашей учености пойдет повсюду добрая слава… А еще в чем она вас наставляет?
— Мы уже по-бонжурски знаем три слова: мезальянс, адюльтер и кобеляж!
— О! —
— Еще мы научились вот так глазками делать: на бок, на нос, на предмет!
— Великое дело для красной девицы! — сказал богатырь. — А простую загадку разгадать можете?
— Да хоть десять! — подбоченились ученые дочки.
— Тогда слушайте: поле не меряно, овцы не считаны, а пастух рогатый?
— А! Ведаем! Это про наше княжество! Маменька все время говорит, что в Многоборье ничему меры не знают и счета не ведут. Только вот про пастуха неправда: наш пастух Звонило еще не женат, вот рога у него покамест и не выросли…
Жихарь схватился за голову:
— Ох, просветлила вас гувернянька!
— Батюшка, а мы еще у нее научились сказки складывать!
— Какие сказки?
— Страшные-страшные! Вот послушай: жили в одном доме мама, папа, дочь и сын. И вот однажды мама и говорит отцу: «Сходи в лавку и купи мне новые башмачки, у меня совсем их не осталось». Вот пошел он в лавку. Видит: продаются очень красивые красные башмачки. Купил он их. Принес домой. Мама их надела, и они очень ей понравились. И стала она везде в них ходить — и на работу, и гулять, и везде вообще. И почему-то с каждым днем она все худела и тощела. И вот под конец она от потощения умерла. Похоронили ее. А башмачки начала носить ее дочь, так как она была большая и они ей были как раз. Никто не замечал, что башмачки начали толстеть. Девочка начинала худеть и становилась все тоньше и тоньше. И под конец она тоже умерла.
Похоронили ее, а башмачки начал носить мальчик. С ним случилось то же самое, и он умер. И вот отец заподозрил неладное. Отнес башмачки к сапожнику, чтобы посмотрел. И вышло так, что в каждом башмачке было по иголочке. Они так были оборудованы, что высасывали кровь!
Жихарь еще раз ухватился за голову, чтобы показать, какая страшная получилась сказка.
— Сколько я по свету скитался, — сказал он, — а подобного ужаса слышать не доводилось. Какой у них отец умудренный был: заподозрил-таки неладное! Не напялил сдуру башмачки на свои ноги! Вот бы мне такого догаду в советники!
Хорошо, я вам тоже привез с ярмарки красные башмачки — во-он в том свертке.
Давайте-ка их сразу выбросим: вдруг и они кровожадные?
Ляля и Доля развернули сверток, ахнули и никак не пожелали расстаться с обновками:
— Нету здесь никаких иголочек! Это правдашние башмачки! Не дадим их выкидывать!
— Как хотите, — пожал плечами Жихарь. — Только потом у меня чур не худеть!
А простые сказки она вам рассказывает? Про царевну-лягушку, к примеру?
Ляля и Доля охотно поведали батюшке про трех царевичей и про то, как они искали себе жен, пустив по стреле из луков. Жихарь эту сказку слышал еще от Кота, но дочки сообщили ему совсем другой извод: когда завистницы-золовки выбросили лягушачью шкурку в печь, царевна вовсе не вылетела в окно, обернувшись сорокой. Нет, она осталась в людском обличье — правда, с лягушечьими мозгами. И теперь могла только скакать и квакать, отчего ее и пришлось запереть в подземелье — охранять царскую казну…